Павлушкина безопасность. Часть III
А сейчас мы приведем давнишние (уже) ссылки о настоящей гуманитарной катастрофе семейной жизни тех, кто не может вписаться в изуверские «рыночные преобразования», которые решила нам навязывать уголовная клика спецслужб.
У людей разрушена общественная жизнь, поскольку общество выставило им непреодолимые барьеры. У нас ведь барьеры выставляются подонками, не способными выполнить норма общественной жизни на самом простом уровне «не убий», «не укради», «не лги»… Самом простом! Не говоря о том, что нельзя унижать мать перед ребенком, что нормальные люди себя так не ведут.
А у нас спецслужбы и правоохранительные органы могут работать только с садистами, уголовниками и ворами. С порядочного человека им никакого навара. Поэтому и «защита прав детей» превращается в такие вот не выдуманные истории.
В 2007 году я развелась с мужем из-за постоянных унижений. Наш сын, Коля, которому на тот момент было 3 годика, остался со мной. Споров о ребёнке не было, так как отец в принципе к ребёнку равнодушен. Чуть позже, в том же 2007 году, моя бабушка записала на меня и на Колю свою квартиру. В этой квартире я родилась и всю свою жизнь живу, но официально владелицей была именно бабушка. Как только Коля стал собственником половины двухкомнатной квартиры, так сразу же у моего бывшего мужа появился интерес к сыну, хотя до этого он его на руки даже не брал. Он стал забирать Колю в гости, причём не на один-два дня, а на одну-две недели, полностью игнорируя мои протесты.
Должна признать, что я сама допустила много ошибок, боясь решать возникший спор о ребёнке через суд. Мне бывшей свекровью очень убедительно было внушено, что в случае судебного разбирательства я совсем лишусь ребёнка, просто потому, что у меня небольшая зарплата, которой не хватит на адвокатские услуги. К тому же я не очень общительна, застенчива, и у меня не много друзей. Все эти аргументы я учла и запаслась терпением, отложив решение спора до лучших времён.
Обзаведясь компьютером и интернетом, я стала искать друзей, и в 2009 году ко мне приехал из Сибири Евгений, ставший мне мужем. Бабушка к тому времени умерла, мы стали жить втроём, Коля почти сразу стал называть Евгения папой, всё было почти хорошо, Колю никто больше не смел отнимать у меня больше чем на один день в неделю. Единственным препятствием к полному счастью оставались бывшие муж и свекровь, развязавшие против нас настоящую войну. Придя в моё отсутствие «познакомиться» с Евгением, а на самом деле поскандалить, бывшая свекровь сразу же заявила ему: «Настанет день, и Коля скажет — не хочу жить с мамой, хочу жить с папой. И тогда папа придёт жить в эту квартиру, а тебя мы выгоним».
С тех пор к нам стали приходить из милиции с проверками, проверять то документы, то причастность к якобы имевшему место избиению бывшего мужа, однако, во всём разобравшись, даже пообещали нас защитить. Весной 2010 года бывшие подали на нас в суд на определение порядка общения с ребёнком, однако суд всего лишь добавил им одну ночь в неделю, в результате Коля мог находиться там сутки. В 2011 году опять суд, уже по определению места жительства ребёнка. Если в 2010 году истцы выбрали время для суда в отсутствие Евгения, уезжавшего на заработки, то сейчас они воспользовались моей беременностью. Находясь на пятом месяце беременности, зная по прошлому суду, что истцы не стесняются в методах давления на меня даже в присутствии судейских, я решила, что на этом суде моим представителем по доверенности в моё отсутствие будет Евгений. Услуги адвоката сочли излишними, так как исход дела в нашу пользу у нас не вызывал сомнений.
Однако на суде истцы нагло врали о том, что мы издеваемся над ребёнком, а доводы моего настоящего мужа Евгения, мои письменные возражения и документальные доказательства в моё отсутствие показались суду неубедительными, суд принял их сторону. Особую роль сыграло заключение психологов из тульского «Валеоцентра», где нас обязал обследоваться суд, вопреки нашим протестам, поскольку мы уже в 2010 году проходили там обследование и убедились в недобросовестности этих психологов. Пропагандируя валеологию, как всеобъемлющую науку, они постарались мне внушить, что ребёнок очень плох, и только их специалисты могут помочь ему.
Протесты были не просто проигнорированы судом, нам пообещали, что в случае несогласия с заключением «Валеоцентра», наше ходатайство о проведении обследования в городском центре психолого-медико-социального сопровождения «Преображение» будет удовлетворено, и мы пройдём повторное обследование, однако это был обман и ходатайство не удовлетворили. Заключение «Валеоцентра»¸насыщенное страшилками об ужасном состоянии ребёнка, было использовано истцами для привлечения на свою сторону воспитателей из детского сада, представителя отдела опеки и попечительства.
Вот тут опытный читатель (особенно, опытный читатель ресурсов И.А.Дедюховой) сразу же вычленит знакомую схемку со смычкой судейских с психологическим центром. Такое уже наблюдалось в деле Макарова. И первым возникает вопрос, почему такие центры не подверглись тотальной проверке ещё в 2011 году и продолжают сущетвовать до сих пор.
Хотя, ответ тоже на поверхности — 70% выпускников вузов получают дипломы по «гуманитарным» специальностям, в том числе и по психологии. Им же тоже кушать хочется. Вот и создаются такие «рабочие места» во всяческих центрах.
К тому же все заметили, как много новых мошеннических и уголовных схем сейчас применяется, полиция едва успевает и часть из них озвучить изумленному обывателю. А кто такие схемки «сочиняет»? Там, кстати очевидна профессиональная постановка психологом. Так что, куют кадры для прикрытой и неприкрытой уголовки наши факультеты психологии и прочие «гуманитарные».
В этом заключении утверждается, что у Коли страх смерти из-за отчима, что будто бы это явствует из его кошмарных снов. Однако не уточняется, что кошмары ему снились всего три раза в жизни, в доме родного отца, в этих снах отец гонялся за ним и бросал с лестницы, и сны эти были до приезда Евгения и обо всём этом ребёнок психологам сказал. Валеологи утверждают, что Коля не получает от матери необходимой поддержки, что только отец способен понять сына.
При этом они умалчивают об известных им от Коли фактах, что отец под любыми предлогами отказывается водить ребёнка в цирк или детский театр, купить игрушку или мороженое, отказывает в просьбе позвонить маме, когда Коля у отца в гостях. Утверждают, что мать передала воспитательные функции отчиму, который ничего в этом не понимает, умалчивая при этом, что Коля отчима любит, что отчим имеет педагогическое образование и не только понимает ребёнка, но и заботится о нём лучше родного отца — покупает игрушки, занимается с ребёнком, готовит вкусную пищу, когда я нахожусь на работе, обустроил детскую комнату. В процессе тестирования были допущены грубейшие нарушения, а указание на эти нарушения, наша осведомлённость о порядке проведения тестов вызвала крайне негативную реакцию валеопсихологов.
Я медик, а Евгений — художник-педагог, мы оба интересуемся детской психологией и сразу заметили нарушения в тестировании. В рисуночном тесте Вартегга заменены символы, в компьютерном тесте СМИЛ десятки раз по предустановке возникает подсказка с советом отвечать «не знаю» даже на те вопросы, на которые знаешь ответ, в тестировании эмоционального взаимодействия с близкими взрослыми на ребёнка оказывалось неоправданное психическое давление. В целом заключение написано таким околонаучным слогом, что позволяет интерпретировать его как угодно.
Директор «Валеоцентра» Гусева С.В. пояснила это так: наша позиция взвешенная, мы ничью сторону не принимаем, обо всех написали примерно одинаково, распределив равномерно плюсы и минусы — пусть суд разбирается. Однако я их позицию понимаю так: пусть ребёнок выглядит как можно более ненормальным, чтобы валеологи могли выступить в роли его спасителя. Валеологам надо убедить родителей записать ребёнка в платные кружки при «Валеоцентре». То есть они материально заинтересованы в проблемах ребёнка, сознательно их создают.
То есть, имеет место откровенная фальсификация. Материальная заинтересованность тоже очевидна. Меня при этом интересует и степень документирования проводимых обследований.
Где можно увидеть и вопросы, и ответы ребенка. А также, каким образом психологи могут доказать, что ребенок давал именно эти ответы? Короче, запись видео имеется?
Под каждый свой тест они могут предоставить адекватные научные разработки? А то задолбали своей дурно формализованной, практически эмпирической «деятельностью».
Лженаука на марше, сплошная профанация. Которые приводят к произвольным результатам. Назвать такое «экспертизой» язык не поворачивается.
В 2010 году для суда по определению порядка общения с ребёнком «Валеоцентр» выдал в заключении общую оценку психо-эмоционального состояния ребёнка — «плохо», а в 2011 году — «неудовлетворительно». То есть в любом случае динамика положительная, однако сам текст заключения 2011 года в интерпретации позволяет говорить о катастрофическом ухудшении состояния ребёнка. Евгений имел беседу с директором «Валеоцентра» Гусевой С.В., она обещала дать письменные объяснения заключения, чтобы не было интерпретаций, однако результат этих «пояснений» оказался ещё мрачнее. Просто переписали само заключение, кое-где купировав его, и получилось, что ребёнку однозначно надо жить с отцом, а не с матерью.
Это заключение от Валеоцентра», творчески перефразированное начальником Пролетарского отдела опеки и попечительства Свиновой Е.А. до такой степени, что я там представлена бездушной, отчим -мерзавцем, а отец — чуть ли не ангелом, составило основу заключения от отдела опеки и попечительства. Вдобавок к этому в заключение вошли «свидетельства» воспитателей МДОУ №10 Токаревой и Есиной, о том, что якобы мой муж — жестокий человек, игнорирующий советы и поручения воспитателей, привил Коле жестокость настолько, что тот стал избивать детей в саду.
При этом никакой проверки ситуации Свинова Е.А. не проводила, дома у нас была лишь со стандартной проверкой жилищно-бытовых условий, соответствующих норме. Именно заключение Свиновой послужило формальным основанием для принятия судьёй Морозовой такого нелепого решения — отнять у беременной мамы ребёнка. И это основание было именно формальным, так как на самом деле у судьи Морозой А. И. имелись какие-то другие основания, поскольку в протоколах судебных заседаний тоже достаточно творчества, марающего нас с мужем и обеляющего отца с бабушкой. Надо отметить, что адвокатом у отца с бабушкой был Мещеряков, в прошлом — судья Пролетарского районного суда, чувствующий себя в этом суде как дома.
Мы с мужем дважды были на приёме у уполномоченного при губернаторе Тульской области по правам ребёнка Томкиной Л.Н., она в общем положительно отнеслась к нам, давала советы, обещала помощь в решении вопроса, как минимум повлиять на отдел опеки и попечительства с тем, чтобы они исправили свою ошибку, написали объективное заключение. Недавно ей позвонил Евгений, но ему ответила какая-то женщина, что Томкина в отпуске, а мы обязаны отдать ребёнка, выполнить решение суда.
Как уже заметили. Имеются психологи, уполномоченный по правам ребенка. А толку нет. Зато есть ещё целый комитет во главе с председателем.
Все получают содержание и различные преференции за счет сокращения социальных гарантий… самых незащищенных слоев населения. Ведь все они кормятся как бы на программах «защиты материнства и детства», полностью извращая их смысл.
Председатель областного комитета по семейной, демографической политике, опеке и попечительству Филимонова приняла нас в приёмный день, обещала разобраться в десятидневный срок, угостила Колю конфетами. Через месяц с небольшим мы получили от неё письменный ответ, в котором она выражает доверие начальнику Пролетарского отдела опеки и попечительства Свиновой. При этом в письме указано, что «…занимаясь воспитанием несовершеннолетнего Седых Николая Вы не учитывали возрастных и индивидуальных особенностей мальчика…» и так далее, цитируя нам заключение Свиновой Е.А., которое мы оспариваем.
Мы снова пришли в комитет, захватив с собой письменные свидетельства в нашу пользу от жильцов нашего дома с 32-мя подписями и мою подругу в качестве свидетеля, подтверждающего истинность подписей. Филимонова на тот момент была в отпуске, мы имели беседу с её заместителем Большаковой, чья подпись стоит под заключением Свиновой Е.А.
Большакова постоянно перебивала, моему мужу вообще сказала, что говорить будет только с матерью ребёнка. Приняла от меня заявление с просьбой пересмотреть заключение отдела опеки и попечительства, так как оно сочинено по мотивам клеветы, проверки никто не проводил. Опять было обещано рассмотреть в 10-дневный срок. Примерно через 10 дней Евгений получил электронное письмо от Ханина, заместителя Филимоновой по демографической политике и вопросам семьи. Оно также состояло из цитат заключения Свиновой Е.А. с утверждениями, что мы не умеем воспитывать детей.
При личной встрече с нами Ханин, как и Большакова О.В., говорил больше, чем слушал, суть проблемы ему не интересна, гордо сообщил о том, что ему некогда с нами, так как он идёт в Белый Дом общаться с губернатором, представлять интересы несовершеннолетних, нуждающихся в работе. Поскольку Ханин не хотел слышать никого, кроме себя самого, Евгению пришлось повысить голос, чтобы на нас обратили внимание,после чего Ханин В. И. посоветовал нам подать на комитет по демографии, семье, опеки и попечительству в суд, а также пожаловаться в прокуратуру, но комитет ничего нам делать не будет. Проводив нас до дверей, он сделал замечание вахтёру и потребовал «впредь неадекватных сюда не пускать».
С пониманием и теплом к нам отнеслись в инспекции и по делам несовершеннолетних Пролетарского района, Мурзина Е.М. и Герасимова И.А.. К сожалению, мы обратились к ним слишком поздно, во время суда они бы нам помогли представить суду объективную картину происходящего. Герасимова И.А. была у нас сразу с началом суда, оставила свой номер телефона, но в суматохе событий я потеряла номер и даже не сообразила, что это за комиссия у нас была, откуда. Много добрых людей рядом, и много ошибок было сделано мною…
С 4 мая по 6 июля, то есть с момента принятия судом решения до момента изъятия ребёнка у матери, отец не предпринимал никаких попыток увидеться с сыном. Звонил по телефону, и даже в ответ на приглашение Коли прийти к нему в гости и поглядеть, какой он строит мост из картона, пообещал прийти, но как всегда, обманул. Мы за это время прошли обследование всей семьёй — я, Коля и муж — у медицинского психолога высшей квалификационной категории, заведующей психологической лаборатории ТОПБ №1 Измайловой В. И., к которой нам посоветовала обратиться председатель Родительского Комитета тульской области Боженова С. А. Результаты проведённых исследований показали, что мы — нормальная семья. У Коли эмоциональный стресс, вызванный страхом предстоящего расставания с мамой, но никаких страхов смерти и прочих ужасов, найденных валеологами — нет и быть не может, так как ребёнок в надёжных руках.
Родной отец появился 6 июля, у судебных приставов, куда нас заманили под предлогом мирного урегулирования. Накануне я пришла написать очередное объяснение о том, что Коля сам не желает идти к отцу, и заплатить штраф за свой отказ отдать ребёнка отцу против его желания. Мне пообещали, что 6 июля соберёмся вместе с приставами, представителем отдела опеки и попечительства, с ребёнком, и попытаемся найти возможность сделать так, чтобы ребёнок ещё некоторое время оставался со мной, не нарушая при этом закон. Чтобы я успела подать на пересуд, не расставаясь с Колей, ведь он в это время находился на лечении у психиатра из-за стресса, вызванного страхом расставания с мамой. Обнадёжили…
6 июля, придя к судебным приставам вместе с Колей и мужем, я сразу заметила некоторые странности. Сама пристав Ефимова вдруг оказалась одета по форме, при погонах, хотя раньше всегда была в гражданском платье. Как бы невзначай, будто не по нашему делу, в комнату вошли ещё приставы мужчины, не глядя на нас, но держась поближе к мужу. Появилась начальник Пролетарского районного отдела опеки и попечительства Свинова Е.А., не ответив на наше приветствие, а за ней и отец Коли. Ефимова предложила мне опять написать объяснительную, сказав при этом : «С вас штраф 1000 рублей».
Надо сказать, что штрафы берут каждый раз с предоплатой, и если я плачу 6-го числа, значит ребёнок может находиться со мной до 7-го, и слова о штрафе были сказаны для того, чтобы успокоить меня и моего сына. Однако, как только я дописала объяснительную и положила тысячу на стол, отец подошёл к Коле, и взял его на руки, хоть мальчик и упирался. Одновременно Свинова Е. А. подскочила к моему мужу и стала его отталкивать со словами: «А вы здесь вообще никто!», хотя он и соблюдал спокойствие, приставы тоже обступили его. Коля плакал, кричал Евгению: «Папа, помоги! Не отдавай меня, я хочу к маме!». Кое-как, крича и толкаясь, мы все вывалились на улицу, и только там мне удалось коротко попрощаться с сыном. Он плакал навзрыд, на мои обещания прийти к нему сегодня же вечером отвечал: «Только с папой!», имея в виду отчима, зная, что меня одну непременно обидят, видя в нём единственную реальную защиту семьи…
В тот же вечер я с мужем пришла к бывшим навестить Колю, но его там не оказалось. Открывшая дверь бабушка сказала, что отец увёл его в гости, а к кому — не моё дело. Телефоны отца и бабушки оказались отключены, так что я не могла поговорить с сыном даже по телефону. На следующий день мы пришли вместе с председателем Родительского Комитета Боженовой С.А., но нам просто не открыли дверь. Бабушка через дверь заявила, что ребёнок может плакать хоть полгода и это, как сказали ей какие-то специалисты — нормально, это всего лишь адаптационный период, потом привыкнет и перестанет.
На следующий день, 8 июля, я опять пришла с мужем, но мне дали увидеться с Колей только без мужа, которого бывший боится как огня. Призвав на помощь соседа, бывшие не пустили Евгения на порог и даже затем вызвали милицию, наврав, что я лишена родительских прав, а мой муж ломится к ним в дверь, хотя Евгений и сохранял спокойствие, не поддаваясь на провокации. Прибывший участковый посоветовал им лишить меня родительских прав и дело с концом, а то милиции трудно разбираться во всех этих перипетиях, а если прав совсем нет — то всё ясно. С Колей я пообщалась совсем немного, на корточках в коридоре, в присутствии бывших свекрови и мужа, поливавших меня грязью, и их соседа.
Сегодня я наконец смогла немного побыть с Колей наедине, он часто переходил на шёпот, боясь, что его будут ругать за то, что он хочет вернуться ко мне, постоянно просил поскорее забрать его обратно. Сказал, что завтра его увезут на дачу к какой-то тёте Марине, неизвестно куда и насколько.
Я не знаю, когда мне удастся увидеть моего сыночка…
* * *
Контакты органов опеки для писем и звонков
Отдел по опеке и попечительству по Пролетарскому району территориального комитета по г. Туле:
300031,Тульская область, г. Тула, ул. Плеханова, д. 48 б
Это еще все творится до беспредела, устроенного при обрушении национальной валюты и зверствах коллекторов, каждый из которых угрожает отнять ребенка или просто… проломить ему голову.
Но тут ведь наезд именно на гражданские права населения выражается провокационным вопросом: что важнее — быть законопослушной гражданкой или матерью?.. И если вообще ставится такой вопрос, то во что же превратили закон все эти граждане от четырех парламентских партий, заседающие в думе с непомерным министерским содержанием?.. Во что превратили правоохранительную систему наши сильно разжиревшие «правоохранительные органы»?..
И что это за фашистский порядок установился, чтобы оправдать существование таких вот Павликов Астаховых в качестве паразитов при наших правах?
Неужели надо непременно доводить людей (в первую очередь, женщин, старающихся поднять и воспитать ребенка в наших криминальных и безнравственных условиях!) до такого отчаяния?.. И что же это, если не подлое, фашистское, сатанинское и изуверское уничтожение достоинства человека?
Если те, кто этим занимается, не соображает, что стали настоящими фашистскими овчарками, подлыми гадами сатанинскими, так почему такое отродье содержится за бюджетный счет? Почему они лезут к детям, когда на государственном уровне растаптывается человеческое достоинство их родителей?
Неужели кому-то непонятно, что подобным лицам с нетипичными мотивациями нельзя развязывать руки и обличать властью по заведомо бесчеловечным законам? Или у нас какая-то шалава клейменая до сих пор будет вякать, будто до нее у нас в обществе не было закона, не было нормальной семьи, не было… традиций?
До каких пор безнравственная прослойка уголовных паразитов будет диктовать обществу какие-то свои «законы»? Может, для начала стоит разобраться, какой ущерб всему обществу нанесли все из законы последних лет, прежде чем позволять, чтобы подобное мурло лезло к нашим детям и рушило семьи, и так выживающие в нечеловеческих условиях?
Ставлю себя в эту ситуацию — сделала бы что угодно, наняла бы бомжей или приезжих каких, чтоб побили посильнее бывшего, украла бы ребенка, уехала в любое другое место — есть желание-будет и возможность. Да много способов воздействовать на другого человека! Мой бывший ведет себя прилично, потому что знает, что я ради ребенка пойду даже на любую подлость, пусть это и некрасиво. А так сопли жевать и жаловаться какой смысл?
Эта простота рассуждений явно носит мужской характер. А это визитная карточка российских спецслужб в период срастания криминала с властью.
Ну, и где же здесь участие защитника детских прав Астахова? Мы понимаем, что он-то как раз и является источником всех этих нововведений. Только так он может изобразить личную необходимость, а по сути, подстраховать собственное содержание.
То есть, само существование института детских обмудсменов — не только за счет нормальных государственных программ защиты материнства и детства, но и целиком за счет уничтожения гражданских прав тех, кого общество должно защитить в первую очередь.
Мой бывший муж хотел отсудить у меня детей и сдать их в интернат-мне назло,так все сделал что приходили и комиссии и по делам несовершеннолетних и со школы.
Знакомый адвокат мне сказал что у меня шансов практически нет и он,не как адвокат а как человек,искренне советует мне что нибудь придумать.Я-мать!И забрать у меня детей никому не удалось бы,ни мужу,ни каким то дядям и тетям.
Я случайно узнаю,куда он спрятал все мои и детские документы,с помощью детей их достаю (они были у коменданта общежития где мы жили),вспарываю обшивку детского дивана и зашиваю эти документы туда.И все на этом.
Я только ему сказала,что не родился еще такой человек который у меня моих детей сможет забрать и ты тоже,если заикнешься еще раз-это будет твой последний здоровый день на земле,искалечу.При моем росте 158см и при его 180 я бы его голыми руками разорвала как волчица.Говорю это потому что нет преград на пути у матерей,если делается во благо детей.
Да, ссылки старые, но проблемы не решены до сих пор. Именно потому, что расширяется прослойка граждан, готовых кормиться на попрании… прав родителей. Дальше-то куда? Ведь ведут себя эти люди именно как в концлагере. Потом еще садистски вымогая лояльность… Ведь каждый держиморда еще и напоминает, что он — «при исполнении»!
Здесь уже не приходится говорить о какой-то «культуре»… Тут уже само существование общества под большим вопросом. Далее мы рассмотрим публикации как бы бичующие ювенальную юстицию… причем, со ссылкой на зарубежный опыт и «немного истории».
Подобные публикации давно никого не обманывают. Пишут из сами разработчики, чтобы «заострить проблему», перенести социальное напряжение в обществе на плечи самых беззащитных.
И, конечно, чтобы оправдать существование (то есть вполне обильное содержание) — «института детских омбудсменов» во главе с Павлом Астаховым. Чтобы заставить родителей, попавших в трудную ситуацию, бродить и бродить по инстанциям, «оказывающим государственные услуги»… вместо того, чтобы оказать достойную помощь матери и ребенку, попавшим в трудную ситуацию.
Продолжение следует…
Эти, потерявшие человеческое лицо обудсмены и создавшие им учсловия для прокорма четыре парламентские партии в «бессмертных полках»маршируют по праздникам, к которым не имеют никакого отношения. А в «рабочие» дни жрут, жрут, жрут …людей, устраивая им заживо концлагерный крематорий.