Перед инаугурацией Владимира Путина культуролог и главный редактор журнала «Искусство кино» ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ рассказал МАРИИ КРАВЦОВОЙ о новых тенденциях в культуре, о теневой идеологии, о том, что Путин — «выдающийся культуролог» и о том, кто на сегодняшний день является важнейшим игроком на поле российской культуры, а кто — главным меценатом.

Конечно, это интервью рассчитано на восприятие сказанного в качестве «истины в последней инстанции», наглухо закрытыми ртами, молча. Все это говорится из расчета, что все вокруг составляют вместе с дорогами — «главную беду России». Забывая прибавить, что российские беды с дорогами проистекают от шокирующего бесстыдства российских чиновников, от бездействия правоохранительных органов.

Но на подобные «беды» наши самозванные «представители интеллигенции» и «деятели культуры» опасаются поднять бегающие пустые глазенки.

Мария Кравцова: Можно ли сегодня прогнозировать основные тенденции развития культуры на ближайшие шесть лет? Конец президентского срока Дмитрия Медведева был ознаменован усилением цензуры и репрессивных тенденций в культуре, в качестве примера могу привести дело Pussy Riot. Но является ли на ваш взгляд этот тренд основным?

Даниил Дондурей: Наши оценки обычно связаны с национальными ожиданиями, согласно которым в будущем будет непременно хуже, жестче, чем сейчас. В мастерскую каждого художника принесут кандалы, всех принудят сдавать отпечатки мыслительных пальцев, надо будет демонстрировать цензору каждое произведение, а в штат любого интернет-ресурса войдет требовательный представитель государства и так далее. В России всегда готовятся к плохому. Но все, мне кажется, будет не так грубо, потому что современные технологии и современная теневая идеология работают по-другому. Что такое теневая идеология? Есть более или менее очевидные культурные платформы — мировоззрение, мораль и национальная ментальность, но жизнь здесь скорее регламентируется множеством неверифицируемых правил, и именно они, вернее то, что я называю «теневой идеологией», управляют ситуацией. Мы все умеем считывать местные непростые контексты, знаем, что работодатель в России — больше чем работодатель, что кроме компенсаторных функций в интернете тут нет коллективного сообщества, нет профсоюзов, наконец, кроме сумасшедшего Удальцова, нет людей, готовых бескорыстно противостоять несправедливости режима.

Не правда ли, интересно, как господин Дондурей представляет себе тех, для кого пишет? Сразу отметим, что его вообще не интересует, ни наше восприятие, ни мы сами. Он достаточно четко очертил рамки нашей с вами «настоящности». Но при этом не следует забывать, что сам он — находится на государственной дотации, его абсолютно не интересует тираж журнала, которым он руководит, а значит… и сам читатель. И уж совершенно в последнюю очередь мы интересуем его, как кинозрители.

В принципе, интересно рассмотреть его «истины» именно здесь, где собираются люди, как раз вполне бескорыстно пытающиеся противопоставить свой голос — произволу власти. Но нашему кинокритику очень удобно не замечать всех нас. Хотя мы связно и культурно излагали наши доводы — в письмах президенту, не в виде идиотского купания в фонтанах и криках на митингах.

А вот главному идеологу российского кино удобно говорить лишь об Удальцове, от которого шибает низкой корыстью — нежелаем зарабатывать на жизнь честным трудом, стремлением гнусно спекулировать на проблемах общества для личного становления. Удальцов ему понятен, он ему — свой! И конечно, он лукавит, говоря о его бескорыстии. Это такая косвенная реклама «бескорыстия» — «пользуясь случаем». Ведь достаточно поинтересовать в духе советского реализма: а на что этот «народный трибун» живет? Почему он до сих пор не проявил себя на трудовом поприще?

Дондурей смутно что-то слышал, как работают другие. И здесь он тоже весьма жестко ограничивает круг «работодателей» — теми, кого он знает лично. У своих работодателей он кормится с руки, они для него значат примерно то же, что хозяин для верного пса.

Поэтому систему своих личных рабских отношений — он переносит на всех нас, не соображая, что мы сами являемся работодателями. А многих из нас настолько сложно кем-то заменить, в силу нашей квалификации и советского опыта работы, что уж не Дондурею описывать нашу систему отношений с работодателями.

Это его можно заменить без всякой потери для культуры и кино — сотней в первый же день увольнения. Но что они всей этой сотней за время немыслимого социального перелома, в условиях государственного переворота, гуманитарной катастрофы… смогли предложить нам для души? Ничего! Но если сами настолько беспомощны в творческом плане, то стоит ли всех равнять под знакомые и понятные самому персонажи? В конце концов, это крайне некультурно.

И с чего он начинает свои рассуждения? Он говорит, что «хуже не будет», а все останется по-прежнему! Главное им там — придерживаться «теневой идеологии». Он не совсем понимает, что продукт ихних «придерживаний идеологии», результат трусливого пребывания в тени — настолько ничтожен, что и рот-то при нас раскрывать неприлично. Что ими создано? Да абсолютно ничего.

Все понимают, что все это время, пока мы «ломали жизнь» и поддерживали инфраструктуру страны, придерживаясь нормальных основ человеческой порядочности, а не «теневой идеологии», — наши славные деятели культуры сидели по «своим нишам» и старались «сохаранить себя» для последующего размножения. У них на этой почве выработались поведенческие повадки — «занять нишу».

Так и с господином Дондуреем беседуют лишь потому, что он занял определенную нишу. Сам лично, без советского бренда «Искусство кино» — он ничего не представляет. Но раз он устроил пятую точку в нишу — он уже может делать о нас неприличные обобщения, которые никакого отношения не имеют к обычной человеческой культуре. Разве что — к «национальной ментальности».

Знаем, как взаимодействовать с чиновниками, с полицией (чтобы она не убила, а только ограбила), а как — с партнерами по бизнесу. Мы привычно и умело живем по правилам теневой идеологии. Собственно, ее появление не новость — подобная система практических предписаний существовала параллельно с официальной еще в советское время. Но советскую теневую идеологию можно назвать животворной, нонконформистской, и именно это отличает ее от современной.

Я думаю, что подобная двойственность будет сохраняться и усиливаться: в политике, экономике и социальных отношениях, во всех других системах код будет, как всегда, двоичный — двойная культура, двойной язык, двойные поведенческие матрицы. И Владимир Владимирович как человек, блестяще ориентирующийся и действующий в этой многомерной системе координат, все это прекрасно понимает. Он готов продолжать внедрять патернализм и образ отца нации внутри страны, но при этом макроэкономика под его руководством будет продолжать развиваться в прозападном и либеральном направлении. Путин — выдающийся культуролог, которому удалось поженить мировоззренческие принципы советской власти и европейское технологическое мышление. По идее они должны были ненавидеть, разнести одно другое, но этого не произошло.

Второй тенденцией культуры будет камуфляж и постоянный переход из одного идеологического состояния в другое. Нечто подобное нам уже сегодня с блеском демонстрирует Ксения Собчак. В одних ситуациях она — дочка либерального руководителя Питера, в других — чуть ли не соратница Удальцова, в третьих — гламурная дива в бальном платье, ведущая торжественную церемонию MTV, в четвертых — аспирантка в очках, которая хочет разобраться в том, ради чего Чулпан Хаматова клялась в любви к Путину. Хамелеонство и мастерство претворений будет востребовано как ответ на двойную культуру.

Оказывается, бурно подмахивая в своей нише «выдающемуся культурологу» (все же, заметим, не почетному святому и гениальнейшему из гениальных на почве «культурологии») — Дондурей видит самого себя (нас-то он в упор не замечает) не в качестве «животного совка», а уже переварившего «европейское технологическое мышление» прозападного либерала.

Тут вполне в тему и примерчики из «культурной жизни», а если точнее, «тенденций в культуре» — дело Pussy Riot или ангажированное поведение известного предмета в проруби — Ксюши Собчак.

Вообще… большой вопрос к людям, которые могут относить явное хамство и полнейшее отсутствие каких-либо зачатков культуры — к ее «тенденциям»… вопрос, конечно, в том, что же за «животные либералы» из них получились в результате выживания в занятых ими «нишах»? Но неужели до самих не доходит, насколько некультурно все, что они лепят вслух?

Понятно, что без напыщенных спичей в пользу девок в лыжных шапках и главной деятельницы современности, «сделавшей больше всех нас вместе взятых» Чулпан Хаматовой — работодатели вышвырнут их из ниши на улицу в два счета, несмотря на песий вой, каким «культурогом» они считают Путина.

Но все-таки культура — это нечто выше уровня «мировоззрения» таракана, спрятавшегося в нишу с «теневой идеологией». Культура — это без ссылок на массовое «одобрям-с», это когда, простите, не у самих деятелей спрашивают про «идеологию», а самостоятельные взрослые люди, с профессией и жизненным опытом могут вполне объективно сказать, понадобилась им хоть на что-то такая «культура» — или пала под плинтус, где ей самое рнальчикахместо.

Вначале, простите, во всех совковых журналах, которые содержатся за бюджетный счет, уничтожили связь с читателями, полностью игнорировав мнение «тупого совка» — теперь они еще и сообщают, что нам остается думать об этих дармоедах.

Намного культурнее было бы поинтересоваться, нужен ли кому-то сегодня этот журнал, сам словоохотливый господин Дондурей, а главное — в какой нише сегодня представляемое им «искусство кино». Заметим, намного приличнее интересоваться у представителей технической интеллигенции, за чей счет все эти «самые культурные» подъедаются.

М.К.: В советское время, когда параллельно существовали официальная и неофициальная культура, репрезентация второй происходила на частных площадках — квартирные выставки, неофициальные концерты. Попытки этой культуры выйти в общественные пространства нередко заканчивались плохо, вспомним хотя бы «Бульдозерную выставку». Какой будет репрезентативная модель новой «теневой идеологии»?

Д.Д.: Я считаю, что невыносимого, радикального закручивания гаек не произойдет, и в конце концов восторжествует концепция Мао Цзэдуна «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», но именно потому, что эта концепция позволяет сохранять феодальную раздробленность людей и идеологий. Коммунисты, левые художники, либералы, националисты, монархисты будут ходить на Болотную, и на Поклонную, ненавидеть Путина или превозносить его как хранителя стабильности и человека, обеспечившего гражданам возможность отдыхать не только в Турции, но и в Испании. Каждый будет иметь, если, конечно, сумеет организовать свой личный бизнес, собственную зону выживания и жизнедеятельности. Культурная среда будет дробиться на большое количество сообществ и общин, каждая из которых будет иметь свою экономику, пространство, территорию, кураторов, экспертизу. И именно это будет вести все, включая самые яркие содержания, к взаимному погашению. Конечно, со временем сформируется доминирующий дискурс третьего путинского срока — возможно, он будет яростно православным или патриотическим, но будет включать в себя и противоположные государственническим устремлениям тренды. Это будет продиктовано исключительно рациональными причинами — ведь кроме внутренних предписаний нужно иметь еще и внешний вид для презентации в международном сообществе.

Так и хочется спросить: «Сам-то понял, что сказал?» Мы видим, что ничего этого «культурного деятеля» не интересует, кроме собственной кормежки. Типа надо ведь их кормить — чтоб не ударить в грязь лицом перед мировым сообществом.

Но, конечно, более всего их интересует, можно ли будет дальше впихивать «пиплу» в качестве «тенденций культуры» — то, что изобразили неопрятные продажные девки в лыжных шапках, нагло лгущие, будто снимали все не в студии, а в храме. Их интересует, а будут ли их и дальше кормить за их провокации против всего общества — в том числе и в социальных сетях? Вопрос банальный: не выкинут ли их на улицу из их ниши?..

М.К.: Мое «сообщество» формируют настройки в интернете: круг «друзей» на facebook, фильтры СМИ. И этим обусловлена моя весьма специфическая картина мира, в которой центр «Э» преследует художников и донимает их родственников, репрессируются Pussy Riot и процветает «кровавый режим». Из этого вырос мой первый вопрос, вы же, получается, пытаетесь меня убедить, что все не так страшно, и власть не репрессирует культуру, а очень даже наоборот дает ей возможность свободно развиваться.

Д.Д.: За последний год произошла колоссальная политизация всего и вся. Через призму политики воспринимаются не только социальные действия и события, не только культурные акции, но даже бытовая среда. Скоро люди будут говорить: «Не хожу в этот ресторан, там сидят путинцы», «там подают бифштекс от Берлускони», или «готовят буржуазных насильников в виде голубцов». Но эта колоссальная всепроникающая политизация — по сути, защита элитарных групп от пут феодализма. Однако картина мира большинства населения совсем иная, ведь оно продолжает жить в эпоху телевидения. А телевидение продолжает оставаться мощным цензурирующим орудием, потому что предлагает простые картины объяснения мира, а интернет — всего лишь информационные и общенческие картины. Конечно, власти ненавидят интернет, понимая, что именно в виртуальном пространстве равно или поздно заканчивается их авторитаризм, но все же понимают, что в руках власти ТВ пока более сильное оружие. Власть вообще будет терпелива: не будет сосредотачиваться на борьбе с антиконсервативными силами и даже не будет следить за тем, чтобы Никита Сергеевич продолжал чувствовать себя великим князем культуры. Но несмотря на эти послабления для политизированной части интеллигенции власть все равно будет ассоциироваться с насилием и цензурой. Здесь так было всегда.

Конечно, бех Хрущева здесь обойтись никак нельзя. Но я бы хотела припомнить одну лживую цитату из очередного «исторического исследования» про Хрущева с Первого канала. Мне понравилось, как дрогнул голос у диктора, когда он понимал, что лжет. Он понимал, что многие после этой лжи переключат канал. Короче, голов у него слегка «разъехался», когда он прочел фразу, будто Хрущеву достались пустые гастрономы и прилавки, а он типа «решил проблему».

В этот момент на экране шли этикетки продуктов питания сталинского периода, когда в магазинах было все. А вот очереди за хлебом начались как раз в период «хрущевской оттепели», когда деятелям искусства было также плевать на своих «потребителей».

Уверена, в этот момент все адекватные зрители тут же «ушли» с Первого канала. Но я в очередной раз отметила для себя, что выводов никто из этих «деятелей» откровенного бескультурья и хамского отношения к людям — так и не сделал. Они до сих пор ориентируются лишь на начальство — не наше, так «европейское» или в «международном сообществе». Посмотрите, сказал ли Солженицын хоть словечко об издевательстве с целиной?.. Да ведь и про кукурузу уж упомянули в фильме про пионерлагерь — после всенародных анекдотов. А литература должна опережать всенародную нравственную оценку. Стоит ли удивляться, что вслед Солженицыну прозвучала глумливая частушка:

Солженицын в ераплане
До Германии летит.
«Вот-те нате! Хрен в томате!» —
Бель, встречая, говорит.

Но явно не стоит и читать дальше про «теневую идеологию», поскольку… все же хотелось бы поговорить о настоящей культуре, а не «культурологии». И если уж наиболее выдающийся «культуролог» у нас опять господин Путин, так стоит ли дальше выслушивать этот бред?

Культура — это та среда, которая помогает человеку не оскотиниться, а оставаться человеком. И раз никто из этих деятелей первыми не сказал о том, что нельзя разрушать собственную страну, нельзя лгать и предавать, нельзя нарушать данную присягу, нель красть государственнную собственность и разрушать государственную инфраструктуру — так они уж кто угодно, но не деятели культуры.

Культура дает нравственную оценку происходящему, в том числе и деятельности «выдающихся культурологов» в государственном управлении. Культура — это наша совесть. А что за совесть — с двойными стандартами, с какими-то «теневыми» вихляниями » нашим — и вашим»…

В этом плане надо заметить, что большинство из нас сохранило внутреннюю культуру… в отличие от тех, кто навязывается сегодня на пустом месте в качестве ее «деятелей».

Вообще… произошло что-то совершенно невообразимое! Ведь люди, как из не старайся загнать в тень, не замечать — а смогли же сохранить и преумножить культуру. Какая уж тут «идеология», если идея любого настоящего произведения культуры — это противостояние Добра и Зла. Идея нисколько не поменялась. Меняются ниши, «культурологи», но не идея настоящего искусства.

Стоит лишь на шаг отступить от истины — и ничего не получится, оно не взлетит! Ведь идешь, как по минному полю — лгать нельзя ни в чем, даже если задаешься самыми дикими фантастическими деталями.

Впрочем, не нашла прямой ссылки на текст интервью — оставлю его нетронутым, целиком. Будет интересно узнать мнение людей, которые титаническими усилиями сохраняют в себе человеческое, выбирая сторону настоящей культуры, без «гламура».

М.К.: Мы уже беседовали с вами о «культурах» во время второго президентского срока Владимира Владимировича. Тогда вы обозначили культуру, которая сложилась при Путине и доминировала еще пять-шесть лет назад, как культуру гламура. Сейчас вы говорите о «теневой идеологии». Значит ли это, что культура гламура перестала быть влиятельной? Когда и в связи с чем это произошло?

Д.Д.: Гламур, конечно же, никуда не делся, но он, я бы сказал, успокоился, нашел свои технологии, экспертизы, перестал быть начинающим и агрессивным. Поэтому он теперь и не воспринимается как отдельный значимый дискурс. Он вписался в общий контекст. Возникло большое количество людей, способных тратить существенные деньги на высокие потребительские стандарты, касающиеся моды, повседневных удовольствий, покупок, поездок, собственных домов. Конечно, за все это приходится платить в несколько раз дороже, чем на Западе, просто потому что наше общество — невероятно алчное. Здесь производитель не может продать вещь потребителю без того, чтобы не прокормить еще 11 посредников. Таков сам тип устройства российской культуры, а значит, и экономики.

М.К.: Вы говорите о том, что власть все же стремится нравиться Западу. Но для культурной репрезентации России в мире она продолжает выбирать весьма архаичные, лубочные формы — например, демонстрировать гигантских расписных матрешек на Российской национальной выставке во Франции в Гран Пале в 2010 году.

Д.Д.: Государственная поддержка, причем не только финансовая, но и имиджевая, часто выделяется именно на национально-этнические фишки, вернее, на демонстрацию нашего несходства с Западом. Мы рассказываем им о том, что от них отличны, но при этом жаждем получить в конце этого рассказа аплодисменты. Именно такие стратегии кажутся оправданными государственным экспертам. Это ужасный тренд, и связан он с тем, что у нас не развита адекватная разного рода культурная экспертиза. Мы примерно понимаем, что этот человек представляет одно культурное сообщество, этот — другое, а тот — третье, но эстетических партий у нас, в сущности, нет.

М.К.: Есть возможность появления подобных партий в ближайшие шесть лет?

Д.Д.: Только в качестве политических оппонентов, которые заявят, что не принимают стиль власти и ее неталантливых адептов.

М.К.: Но при этом почти вся репрезентация России за рубежом так или иначе связана с властью, поэтому эти партии пополнят ряды маргинальных критиков и вряд ли смогут влиять на реальные процессы.

Д.Д.: В России власть — важнейший игрок на рынке культуры именно потому, что располагает для этого финансовыми возможностями. По сути, она — главный меценат. У нас нет 25 тысяч финансирующих культуру фондов, как в Соединенных Штатах, и именно поэтому власть и коммерчески мыслящие продюсеры заказывают музыку. Продюсеры, надо признать, совсем несмелые. Россия на сегодняшний день — страна безумно перепуганных больших бизнесов. Посадив одного Ходорковского, власть ловко затянула на шее всего бизнес-сообщества психологическую удавку, отняв у многомиллиардного бизнеса право на достоинство, свободу высказывания, творчество, актуальность и активную жизненную позицию. Ходорковский своим сидением, как живые вериги, обесточивает все виды бизнеса. Подсознательно именно на это положение вещей рассчитывает такой знающий свою ойкумену культуролог, как Путин. Таким образом он делает из фридманов, потаниных, усмановых и прохоровых любой степени достатка настоящих крепостных. Недавно я видел свежий пример этого в передаче Познера, перед которым с трясущимися глазами сидел мультимиллиардер, глава гигантской мировой корпорации «Лукойл» Вагит Алекперов. На все вопросы телеведущего он отвечал как боящийся разоблачений первоклашка, укравший у соседа резинку. Как это могло получиться? А так, что Алекперов, как и весь отечественный бизнес, зажат в тисках тяжеленных внутренних кандалов. Бизнес подсознательно боится лишиться господдержки. Речь тут идет не о деньгах, а о соблюдении неких «правил игры». И если что, продюсер идет спрашивать разрешение у младшего чиновника минкульта, что ему делать и делать ли это вообще. Более того, в современной культуре нет мощных, не зависящих от власти личностей, которые были бы готовы жертвовать собой, как Сахаров, ради какой-либо общественной цели. Каждый потенциальный талант, Гергиев, к примеру, предпочитает сразу же сдаться власти, стать ее доверенным лицом, потому что ему надо строить два театра, три сцены, получать огромное количество спонсоров, проводить фестивали. Но за все это — запретить себе независимое высказывание на любую тему. В нашей феодальной стране с суперсовременными фасадами новый проект невозможно осуществить без участия власти.

М.К.: В нашем художественном сообществе наметилась довольно странная тенденция. С одной стороны, все демонстрируют свою оппозиционность власти, с другой — те же самые люди различными способами призывают власть выполнять свои социальные обязательства по отношению к деятелям искусства. То есть фактически вернуться к доминированию государства в художественной сфере и распределительной системе: госзакупки, распределение мастерских для художников и так далее. При этом все забыли, что советская распределительная система была очень жесткой и оставляла за бортом многих деятелей культуры. Вспомним хотя бы унизительные истории о том, что художник, не будучи членом союза, не мог купить даже кисти и краски. Но даже современные галеристы, по сути, представители частного бизнеса, после кризиса оказавшиеся в очень сложном финансовом отношении, в один голос говорят, что в сложившейся ситуации прежде всего надеются на помощь государства. Откуда эта двойная логика?

Д.Д.: Это главный принцип организации жизни на этой территории с ее гигантскими многовековыми патерналистскими традициями. Именно поэтому в сознании большинства государство отвечает не только за вывоз мусора с улиц, но и за все на свете: безопасность, профессию, семейное положение… Оно отвечает за то, что у тебя нет заказчиков, потребителей, коллекционеров и зрителей. Отвечает за всю культуру, равно как и за выход солнца в майские дни. Каждый уважающий себя Гельман, Бояков, Салахова, Селина понимают, что принципы устройства жизни здесь двоичны, что главный игрок — государство, и у него есть свои священные обязанности. Остается только приобрести навыки того, как поставить государство на мою личную службу. А дальше я посмотрю, что более выгодно: служить ему или нет.

М.К.: Но это же утопия или заклинание джиннов.

Д.Д.: Но тем не менее многие что-то получают с барского стола. Конечно, и у этой сложной «распределительной» системы есть свои принципы функционирования. Олигархи от культуры все-таки не забирают себе все 100% выделенного на эту сферу госпирога. Что-то перепадает и тем, кого власть ненавидит. Вся система сегодня построена на том убеждении, что надо делиться. А что это значит? Что за всем, что происходит в культуре, стоит твердая и развернутая система понятий. Не только моих обязательств, но и по отношению ко мне. Происходит постоянное перераспределение, селекция, своих и чужих, современных и не очень. Поэтому, видимо, нет ничего устойчивого. Но и искусства большого — тоже нет. И еще: многое мы поймем, узнав имя нового министра культуры.

6 комментариев на “О «культурологах» и «меценатах»”