Сценарий развала еврозоны и деградации Евросоюза возможен, но мало вероятен. Несмотря на то, что Евросоюз сейчас находится в очень тяжелой ситуации, есть страны, которые полны политической воли и финансовых возможностей для того, чтобы предотвратить развал». «Кроме того, проведение в жизнь непопулярных реформ потребует достаточно долгого времени. Это займет не один год.

Не исключено, что ЕС будет претерпевать трансформацию. Недаром канцлер Германии Ангела Меркель уже высказала мнение, что ЕС должен стать союзом политическим. В одном из интервью она отметила, что хотела бы видеть в составе еврозоны все семнадцать ее нынешних членов, оговорившись, правда, что это «потребует фундаментальных изменений в нашей политике», чтобы дать держателям гособлигаций стран региона сигнал о том, что политики еврозоны серьезно настроены на преодоление долгового кризиса.

ЕС и его сердце — еврозона — приближаются к решающему испытанию на прочность. Объединение полумиллиарда людей в Евросоюзе и переход двух третей из них на единую валюту – одно из величайших начинаний в мировой истории. Но в проект изначально были заложены кое-какие дефекты, образно говоря — мины, которые сейчас и взрываются.

Чехия, Словакия, Румыния,Греция

Расхожее объяснение происходящего сводится к тому, что Евросоюз слишком «пестр», в нем слишком велики разрывы в уровне развития – в Люксембурге, к примеру, ВВП на душу вдесятеро больше, чем в Румынии. Простота этого объяснения обманчива. Не румынская бедность тащит Евросоюз ко дну, а греческое богатство.

Сравним две страны, входящие в ЕС, между которыми разрыва в уровне благосостояния как раз и нет — Грецию и Чехию. В обеих державах примерно одинаковое население (по 10-11 млн жителей) и примерно одинаков размер экономики (по 2% от всей экономики Евросоюза). В Греции в 2010-м ВВП на душу (вычисленный по паритету покупательной способности) составлял $29 тыс. 600 (около 90% от среднего уровня в ЕС), в Чехии — $25 тыс. 600 (около 80% от среднего уровня в ЕС). Можно сказать, сестры-близнецы. С той разницей, что дефицит греческого госбюджета – 10% ВВП, а чешского – почти втрое ниже; у Греции госдолг – 150% ВВП, а у Чехии – 40% ВВП. Греческий товарный экспорт в прошлом году был $23 млрд, а импорт — $60 млрд, чешские же экспорт и импорт были куда больше и при этом сбалансированы (соответственно $117 млрд и $114 млрд).

Греция по всем параметрам — явный банкрот, а в Чехии — просто некоторые трудности, которые вполне можно преодолеть собственными силами. И еще один нюанс — решающий: Греция вступила в зону евро, как только представилась возможность, и даже специально подтасовала ради этого свою статистику. А Чехия, хотя имела возможность и даже обязана была туда вступить по экономическим показателям, до кризиса всячески оттягивала этот момент, сохраняя национальную валюту. Ну а сейчас этот вопрос завис сам собой. Против вступления Чехии в еврозону с самого начала категорически выступал ее президент Вацлав Клаус, архитектор перехода этой страны к капитализму, да и вообще отец современной Чехии, в свое время настоявший на разделе Чехословакии на два государства («чтобы не кормить словаков»).

Кстати, словаки, достаточно удачно поднявшие свою страну и без чешской помощи (а может быть, именно потому, что на нее расчета уже не было), все необходимые экономические стандарты («маастрихтские критерии») обеспечили и в зону евро аккурат перед кризисом вступили. И теперь клянут себя и ЕС. В августе сенсацией стали неполиткорректные заявления в адрес Евросоюза спикера словацкого парламента, либерала Рихарда Сулика: «Это же настоящий Советский Союз! Нам никто не сказал, что мы будем платить миллиарды и миллиарды на греческие пенсии, и итальянское черт знает что!».

Впрочем, это эмоции. А если без них, то одни страны ЕС рассматривали евроинтеграцию как способ ускорить свое развитие, а другие – как способ подключиться к неисчерпаемым (как им до недавнего времени ошибочно казалось) ресурсам. Вступив в еврозону, Греция получила доступ к большим деньгам и, не будучи сама богатой и развитой страной, быстро приучилась жить почти так же богато, как самые продвинутые ее собратья по этой зоне.

И теперь дело даже не в том, что она в долгу как в шелку. Допустим, долги старшие братья за нее выплатят. Но никто уже не согласится финансировать ее дальнейшую жизнь не по средствам. Грекам придется жить, сообразуясь с реальным уровнем развития своей страны, то есть заметно беднее, чем они привыкли. В этом весь драматизм ситуации. Перед другими участниками PIIGS перспектива та же самая, хотя и с разной степенью радикализма.

Единая наднациональная валюта – это великое дело. Но все участники должны играть по одним правилам. Маастрихтские критерии (выполнение которых формально является обязательным для всех стран еврозоны) как раз и претендуют быть такими правилами. Они требуют, чтобы дефициты госбюджетов были не больше 3% ВВП, госдолги не поднимались выше 60% ВВП, инфляция была низкой и т.п.

Четыре вещи.

Во-первых, сами же изобретатели евро, Франция и Германия, еще в докризисные годы повадились сводить свои бюджеты с превышением маастрихтского трехпроцентного лимита. Эти державы были слишком велики, чтобы какие-то там органы ЕС рискнули сделать им замечание. Немцы и французы исходили, видимо, из того, что «рука меру знает». Но для слабых и лукавых собратьев по еврозоне это стало сигналом, что если очень хочется, то все более или менее дозволено, а правила запросто можно нарушать.

Во-вторых, стандартная антикризисная терапия, пусть устаревшая и плохо работающая, но до недавних пор общепринятая, предписывает во время циклического спада резко увеличивать бюджетные дефициты и, не задумываясь, наращивать госдолги. Поэтому после 2008-го повальное нарушение маастрихтских критериев временно обрело еще и этакую научную респектабельность.

В-третьих, создавая единую валюту, страны-участницы организовали Европейский Центробанк (кстати, весьма добросовестно работающий), но не создали европейский Минфин, чему помешали не столько легкомысленные испанцы и греки, сколько те же немцы и французы, не готовые отдавать такой кусок своего суверенитета в какие-то «коллективные руки» — они даже сейчас этого не хотят. Поэтому никакого механизма контроля за дефицитами и госдолгами как не было, так и нет.

И, наконец, в-четвертых — и это, может быть, даже поважнее всего вышесказанного — кроме формальных цифровых критериев есть более глубокие вещи, которые в цифрах не выразить. Но именно на них стоит евроинтеграция. Это, например, жизнеспособность экономики каждой отдельно взятой страны. Не особо богатая Польша в этом смысле, видимо, прочнее, чем Испания, которая до недавних пор выглядела вполне процветающим государством, а проблемная (в смысле дефицитов и долгов) Ирландия со своей весьма живой и конкурентной экономикой прочнее, чем Польша.

Еще один момент – качество государственного аппарата. В Италии, скажем, оно кошмарное, что сводит на нет главный козырь этой страны — чрезвычайно высокий уровень развития ее северных регионов.

Не стоит также забывать о готовности народов идти на жертвы ради проекта единой Европы и составляющих его подпроектов, вроде еврозоны. Когда лопнет терпение у немцев, и они откажутся платить за других? Или в какой момент иссякнет терпение у португальцев, и они откажутся снижать свой жизненный уровень? Это никому неизвестно, но скоро будет проверено на практике.

Ну а пока можно только коротко оценить нынешнюю ситуацию в каждой из стран PIIGS — с пониманием того, что дело не только в них.

Греция. Огромные дефицит госбюджета, госдолг и торговый дефицит. В то, что эти проблемы можно решить, оставив страну в еврозоне, уже мало кто верит. При любом повороте событий, грекам в десятые годы придется жить совершенно не так, как в нулевые.

Португалия. Тот же набор «греческих» проблем, но в смягченном виде. Например, госдолг еще не превысил 100% ВВП, а импорт «всего» в полтора раза больше экспорта. Старшие европейские братья хвалят португальцев за то, как решительно они затягивают пояса. Но главный вопрос тут, пожалуй, уже в том, как оживить португальскую экономику, как сделать, чтобы она росла, а не падала. Пока это не получается.

Испания. Тут примерно те же трудности, что и в Португалии, но с одним преимуществом: испанский госдолг сейчас меньше 70% ВВП, хотя и быстро растет. И главная задача та же — оживить экономику. Идя на выборы, Народная партия уверяла, что знает, как это сделать, – уменьшить госконтроль и сократить налоги. Но возможен ли курс на уменьшение государственных доходов при необходимости одновременно ликвидировать бюджетный дефицит, а значит, еще более стремительно уменьшать расходы, в первую очередь, социальные?

Италия. Дефицит бюджета не так уж велик. Мер, только что узаконенных итальянским парламентом, если они действительно будут исполнены, хватит, чтобы свести концы с концами и зажить по средствам. Беда в другом – в огромном внешнем долге (больше 120% ВВП). Обслуживать его стоит все дороже, потому что доверие падает, ставки растут, а Германия на спасение такой большой страны раскошеливаться явно не собирается.

Ирландия. Возможно, худшие дни, когда здесь рухнула банковская система (позже спасенная властями ценой мирового рекорда по размерам бюджетного дефицита), позади. У Ирландии есть высокоразвитая и живая экономика. Дальнейшая ее судьба зависит, скорее, от общего хода европейских событий.

А эти события приближаются к кульминации, к неким решениям исторического масштаба. С одной стороны, заведомо нерешаемых проблем нет ни в одной из перечисленных стран (за исключением, возможно, многострадальной Греции). С другой, — в странах-локомотивах Евросоюза растут собственные экономические проблемы, а главное, идет на убыль терпение народов. Достаточно скоро европейцы должны будут решить, согласны ли они заплатить цену, необходимую для спасения своей валюты и своего супергосударства. Цена хоть и не фантастическая, но высокая. Придется ведь не только расплачиваться за старые ошибки, но и переделывать то, что было неудачно построено. Как и все пути к великим целям, европейский путь – тернистый. Ошибались те, кто воображал, что это автострада.

Ссылка на источник

3 комментария на “Дефекты Еврозоны”