Опера Генри Перселла «Дидона и Эней»
Опера была поставлена всего один раз при жизни автора по случаю выпуска учениц женского пансиона. В XVII веке ставилась как «маска» в приложение к комедии Шекспира «Мера за меру». Между 1887 и 1889 годами была издана Уильямом Г. Каммингсом, благодаря чему с ней познакомилась наша эпоха; затем ее опубликовало «Издательство общества Пёрселла» (1961). Несмотря на славу оперы и интерес к ней как к крупнейшему образцу музыкальной драмы (первому в Англии), некоторые считают, что Пёрселл лучше проявил свои способности в музыке для театра, написанной по другим поводам, для «полуопер» или масок, в которые композитор мог включить более обширные, богатые фантазией эпизоды, в том числе изобразительного характера.
Так было в случае с «Диоклетианом» (1690) и «Королем Артуром» (1691), «Королевой фей» (1692) и «Эдипом» (1692), «Бурей» (1695) и «Бондукой» (1695). Впрочем, несмотря на небольшие размеры, лаконизм и концентрированность повествования поражает драматическое единство, достигнутое в «Дидоне и Энее», особенно в финале, являясь, в частности, результатом использования английского языка, хотя сценические построения еще тесно связаны с формой маски.
Поистине чудесно, что в столь небольшом, подлинно камерном произведении молодой композитор сумел проявить такое мастерство в изображении чувств, нарисовать картину, в которой отлично переданы фатальные магические нити рока и почти умышленное общее равнодушие тех, кто не принимает участия в судьбе главных героев. В эту же рамку вписываются эмоциональные вокальные формулы школы итальянского барокко, особенно Кавалли и Кариссими, искусные и дерзкие гармонии, родоначальником которых был Пёрселл, французское влияние (Люлли) и мелодико-ритмические элементы, почерпнутые в типичной хоровой и полифонической английской традиции (не говоря уже о «Венере и Адонисе», маске Джона Блоу).
Настойчивая смена (по мнению некоторых, поистине мучительная) речитативов и различных ариозных форм как бы подгоняет действие, хорошо очерчивая характеры и положение персонажей. В особенности диалоги царицы и Энея безжалостно правят неумолимым ходом событий: с одной стороны — ее слезы и протесты, с другой — сухие ответы героя, знающего свое предназначение и влекомого собственным эгоизмом. В печальном финале — мощной и мрачной сцене смерти — царица возглашает о своей добровольной смерти и желает оставить добрую память о себе, хотя и охвачена порывом мучительного самоосуждения. Напряженное звучание basso ostinato и секвенции на словах «Remember my» («Помни обо мне») стали легендарными. Эта сцена после развернутого трогательного lamento завершается эпитафией хора: амуры танцуют вокруг смертного ложа Дидоны, просветляя атмосферу. Это образ, посланный в будущее, удивительное предвосхищение грядущего и возникает перед зрителем, как кинематографический наплыв.
Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)