Петр Фадеевич Ломако (1904 −1990) — член КПСС с 1925, с 1939 нач. Главка алюминиевой, магниевой и электродной промышленности, в 1939-40 зам. наркома цветной металлургии СССР. С 9.7.1940 нарком цветной металлургии СССР. В 1946-50 и 1954-89 депутат Верховного Совета СССР. 29.7.1948 министерство вошло в состав Министерства металлургической промышленности (ММП) СССР, а Ломако получил пост 1-го зам. министра. После воссоздания Минцветмета Ломако вновь 28.12.1950 встал во главе его. С 1952 кандидат в члены, с окт. 1969 по апр. 1989 член ЦК КПСС. 15.3.1953 Ломако вторично стал 1-м зам. министра ММП СССР. В февр. 1954 Ломако в третий раз занял пост министра цветной металлургии СССР. Впоследствии занимал руководящие посты: пред. Красноярского Совета народного хозяйства (1957-61), зам. пред. Бюро ЦК КПСС по РСФСР (1961-62), пред. Государственного научно-экономического совета Совета министров СССР (нояб. 1962), зам. пред. Совета министров СССР (1962-65), пред. Госплана СССР (1962-63 и 1963-65). В окт. 1965 Ломако в четвертый раз возглавил Минцветмет. В окт. 1986 вышел на пенсию.
Под его руководством и при непосредственном участии была значительно расширена номенклатура выпуска ряда непроизводившихся ранее в СССР цветных, редких и драгоценных металлов, сплавов и изделий из них, начата широкомасштабная добыча алмазов в Якутии, освоен выпуск титана, полупроводниковых и специальных углеродных материалов. Освоены десятки новых месторождений руд цветных металлов. Построены предприятия по производству цветных металлов в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане, на Украине, в республиках Закавказья. Все заводы твёрдосплавной промышленности были возведены практические заново.
Его называют «отцом алюминиевой индустрии России» за создание практически нового направления в производстве цветных металлов — вторичной цветной металлургии, которая по своему значению стала самостоятельной отраслью, дававшей по некоторым видам металлов до 30 процентов их производства в целом по стране.
Родился в городе Темрюк Кубанской области в рабочей семье. С 1924 по 1927 гг. учащийся рабфака в Краснодаре, затем студент Московского института народного хозяйства и Московского института цветных металлов и золота.
В 1920 — 1922 гг. курьер, учётчик, заведующий учётным отделом Темрюкского райкома РКП (б). В 1922-1923 годы политкомиссар отряда по борьбе с бандитизмом в Краснодарском крае. С 1923 по 1923 гг. заведующий отделом Темрюкского райкома ВЛКСМ. С 1923 по 1924 гг. председатель правления Темрюкского городского профсоюза торговых служащих. В 1932-1933 гг. заместитель начальника сектора института «Гипроалюминий» (Ленинград). В 1933-1937 гг. бригадир, мастер, старший мастер, начальник цеха, заместитель главного инженера завода «Красный выборжец» в Ленинграде. С 1937 по 1939 гг. директор Кольчугинского завода по обработке цветных металлов во Владимирской области.
С 1939 по 1940 гг. начальник Главка алюминиевой, магниевой и электродной промышленности, заместитель наркома цветной металлургии СССР. Во время Великой Отечественной войны руководил эвакуацией предприятий за Урал, организацией производства, а после войны -восстановлением разрушенного хозяйства. На 19≈20-м съездах КПСС избирался кандидатом в члены ЦК; на 22≈24-м съездах ≈ член ЦК КПСС. 1957 — 1961 гг. — председатель Красноярского Совета народного хозяйства. 1962 — 1962 гг. — председатель Государственного научно-экономического совета Совета министров СССР. 1962 — 1965 гг. — заместитель председателя Совета министров СССР. 1962 — 1965 гг. — Председатель Госплана СССР. 1965 — 1986 годы — министр цветной металлургии СССР.
ВРЕМЯ ПЕТРА ЛОМАКО
Когда в 2002 году на могиле Ломако, на Новодевичьем кладбище, открывали памятник, то собралось вдруг человек двести. Не только из Москвы или Петербурга, но и из города Кольчугино Владимирской области и далёкой Сибири. Гости были даже из другого государства, Украины,- повсюду остались мощные предприятия цветной металлургии, к созданию которых был причастен этот человек.
И создание памятника, к слову, не государство субсидировало, а «его» предприятия, хотя в наше экономически трудное время подобные траты совсем не обязательны — что называется, частная инициатива.Тогда и было решено не забыть его столетний юбилей: создать оргкомитет, провести разные мероприятия, издать книгу о Петре Фадеевиче Ломако.
Книга появилась. Сегодня это библиографическая редкость, посему не грех воспроизвести на страницах «Красноярского рабочего» то, что рассказывал сам Пётр Фадеевич, и то, что написали о нём друзья и соратники. Тем более что из множества материалов, которые готовил Ломако для своих мемуаров, сохранить удалось только часть, которая и была воспроизведена в издании «Советский министр из книги Гиннеса». Итак, предоставим слово самому Ломако:
«После смерти И. В. Сталина партию возглавил Н. С. Хрущёв. Это был 1953 год, март месяц. В феврале 1956 года состоялся XX съезд КПСС, осудивший культ личности Сталина. Как делегату съезда, 24 февраля на девятнадцатом заседании мне предоставили слово. Я говорил о том, что против уровня 1950 года производство алюминия увеличилось в 2,8 раза, меди — на 53 процента, цинка — в 2 раза, никеля — на 37 процентов…
Но темпы развития цветной металлургии ещё не обеспечивают растущие потребности народного хозяйства. В декабре того же года на очередном Пленуме ЦК КПСС я докладывал, что цветная металлургия годовой план уже выполнила, но проблемы остаются: нам на следующий год недодали капитальных вложений, а они крайне нужны — прежде всего, в алюминиевую промышленность. Хрущёв начал меня перебивать (у него всегда была эта отвратительная привычка). Раз перебил, другой, третий… Я подумал — и прямо с трибуны спрашиваю: «Никита Сергеевич, мне продолжать своё выступление или закончить?» — «Как хотите!»
Воцарилась тишина. Смотрели на меня все товарищи, я чувствовал их поддержку и продолжил (Хрущёв потом уже молчал). И капиталовложения всё-таки выделили! На другой, 57-й год я уехал работать в Красноярский совнархоз председателем и их же и осваивал. Со своими товарищами строил крупнейший в мире Красноярский алюминиевый завод, на базе Ачинских нефелинов, начинал мощную Красноярскую гидроэлектростанцию…
В конце того же 56-го года и в начале 57-го Хрущёв стремительно поставил вопрос о создании совнархозов в стране и ликвидации министерств. Как я помню, убедительных доводов у него не было, он только ссылался на то, что при жизни Ленина совнархозы были.
Да, действительно, были при жизни Ленина совнархозы, но потом их ликвидировали. В начале 1939 года были созданы отраслевые наркоматы, этого потребовало время. Были жизненные доказательства в необходимости более глубокого познания наших недр, развития на их основе производства металлов как цветных, так и чёрных, добычи угля и нефти, создания мощной химической промышленности, промышленности строительных материалов — развития для этой цели тяжёлого машиностроения…
Время тому свидетельство — отрасли стали всё более развиваться. Но эту сторону дела не учитывал Никита Сергеевич, «зуд» реорганизации увлекал его. Мы, министры, возражали против ликвидации министерств, я несколько раз встречался с Хрущёвым, но он не принимал наши доводы.
Характерно, что и Тимирязевскую академию Хрущёв хотел вывести из Москвы. Думал так же поступить с Пчеловодческим институтом, «не согласовавши с пчёлами», но ему и того, и другого не дали сделать. А вот с нашим институтом — Московским институтом цветных металлов имени М. И. Калинина, он это проделал — определил перевод в Красноярск. Решение им было принято единолично, с нашим министерством он его не согласовывал.
Меня проклинали академики и доктора наук, долго и отлично работавшие в институте. Начали добиваться отмены решения, но ничего не вышло (уехал в Красноярск из учёных только один кандидат наук).
Я не мог помочь академикам ещё и потому (хотя был на их стороне), что красноярцы попросили ЦК КПСС назначить меня председателем Красноярского совнархоза. И уже потом, в Красноярске, лично много помогал институту встать на ноги. Ещё и по той причине, что это был мой институт — я сам в 1932 году его окончил, всегда ценил, помогал всю мою жизнь.
Итак, в начале мая 1957 года сессия Верховного Совета СССР приняла Указ о ликвидации министерств и создании в стране совнархозов. Конечно, о таком решении все знали заранее — на Первомай, после Красной площади, Хрущёв собрал на загородной даче гостей, пригласил и министров…»
Прощальный ужин?..
«После майской сессии Верховного Совета я некоторое время занимался ликвидацией дел в министерстве и готовился к отъезду. Многие товарищи, работавшие со мной, не изъявили желания поехать в Красноярский совнархоз — устраивались в Москве: Госплане СССР, московских городском и областном совнархозах, научных и проектных институтах.
Я бывших коллег не осуждал и (не дай Бог!) зла не затаивал: каждый должен сам определять свою судьбу, лично нести ответственность за принятое решение. Поехали со мной три человека: Александр Денисович Бизяев, А. И. Бунин и Василий Петрович Раков.
Меня не очень смущало, что только трое,- я уже знал кадры Норильского горно-металлургического комбината, который не так давно перешёл в систему Минцветмета из другого ведомства, и действительно там отобрал по душе и делу работников для совнархоза, которые хорошо работали со мной. Это были Василий Николаевич Ксинтарис, Николай Тимофеевич Глушков … Но это было потом.
А тогда, утром 11 мая 1957 года, мы с Внуковского аэродрома взяли курс на Красноярск. Фотокорреспондент газеты «Правда» сфотографировал нас уже у входа в кабину самолёта. Провожали нас из бывшего министерства — раз-два и обчёлся, все были заняты своей судьбой.
В Красноярске на аэродроме нас встретили все члены бюро крайкома партии во главе с первым секретарём Николаем Николаевичем Органовым. Встреча была очень тёплая. Николай Николаевич расцеловал меня. Я поздоровался с другими товарищами. У меня даже появились на глазах слёзы радости — может быть, из-за московских проводов?
Органов нас сопровождал до гостиницы Норильского комбината, не уходил, пока мы не устроились.
Таким было начало…
Вскоре я был избран членом бюро Красноярского крайкома партии. Первая поездка по краю была у меня с академиком Иваном Павловичем Бардиным, прибывшим в Красноярск для ознакомления с предприятиями края.
Мы пароходом из Красноярска по Енисею прибыли в Енисейск, оттуда пароходиком поменьше поплыли в места Ангаро-Енисейского бассейна: осмотрели месторождения — свинцово-цинковое, магнезитовые, золоторудные прииски.
Вот это и были для нас с Иваном Павловичем «именины сердца». Только слепой мог не восхититься такими богатствами. Вернувшись в Енисейск, мы самолётом отправились в Норильск — это было моё первое посещение Норильского комбината. Здесь мне удалось пробыть с Бардиным только двое суток: меня срочно вызвали в Москву на Пленум ЦК КПСС.
Бардин после знакомства с Норильском побывал с нашими товарищами на юге края — прежде всего, на железорудных месторождениях Хакасии… Позднее академик принимал самое активное участие в составлении планов Красноярского края…» А я поверил в великое будущее Норильска!
«А на том Пленуме ЦК были выведены из состава ЦК Молотов, Маленков, Булганин, Каганович, Шепилов — выступал по этому поводу Хрущёв.
После Пленума я вернулся в Красноярск и в начале июля получил от крайкома партии задание: вылететь в Норильск, сделать доклад партийному активу комбината об итогах Пленума… Но я пробыл в Норильске ещё несколько дней — более подробно ознакомился со всеми предприятиями комбината…
Важно отметить, что комбинат ещё долгое время работал на старых запасах бедных медно-никелевых руд. Но уже в то лето 57-го я в Норильске подробно разобрался с разведкой полезных ископаемых. Меня геологи убедили: надо за счёт увеличения затрат, за счёт новой техники глубинной разведки искать богатые медно-никелевые руды — геологи, как заворожённые, верили, что они есть.
А я поверил геологам, поверил в «великое будущее» Норильска: совнархоз начал помогать геологоразведчикам. Позже эти «тайны» станут явью — с открытием Талнахского месторождения, пока же оставалось работать на бедных рудах, по-хозяйски и без потерь, с мобилизацией того, что уже было в наших руках.
Декабрь 1957-го. Выступаю на краевой партийной конференции: «Увеличение программы, дальнейший рост производительных сил края возлагают на работников совнархоза задачу изо дня в день совершенствовать и улучшать руководство предприятиями и стройкой — повседневно и глубоко изучать особенности и возможности каждой отрасли нашего хозяйства».
План 1957 года был выполнен по всем показателям.
Начало 1959-го, я делегат XXI съезда партии. Мне предоставлено слово:
«Прошло полтора года после создания совнархозов. За это время на предприятиях Красноярского совнархоза увеличился выпуск валовой продукции более чем на 19 процентов. Получено сверх плана продукции на 312 миллионов рублей… В крае широко развернулось социалистическое соревнование… В крае — самый дешёвый уголь и самая дешёвая электроэнергия. На этой базе будут строиться, прежде всего, алюминиевые заводы. Развернулась работа по строительству мощной строительной базы — только для алюминиевой промышленности надо построить базу для годового освоения миллиарда рублей капвложений…»
Хрущёв и Косыгин. Прощание…
В октябре 1959 года Красноярск посетил Хрущёв. Ещё до его приезда совнархоз совместно с крайкомом и крайисполкомом подготовили предложения по развитию народного хозяйства края, доложили Хрущёву во всех деталях. Никита Сергеевич задавал много вопросов, мы отвечали. Беседа затянулась далеко за полночь — затем он сказал:
— Согласен с вашим докладом и предложениями. Я пришлю Косыгина, подготовьте предложения Центральному Комитету партии и Правительству.
Алексей Николаевич прибыл в Красноярск в начале декабря с группой работников Госплана СССР, был у нас долго, всё его интересовало: и сам край, и наши планы. Мы с ним побывали на ряде предприятий, осмотрели место на Енисее под Красноярском, где должна быть построена крупная гидроэлектростанция.
Косыгин, после изучения всех вопросов на месте, тоже поддержал наши предложения — принять проект на 10-летний срок развития края. В первом квартале 1960-го такой план был принят в ЦК и в Правительстве. С этого началось ещё более мощное строительство.
В начале сентября 1961 года мне позвонил из Москвы первый заместитель председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР Геннадий Иванович Воронов и предложил немедля выехать в Москву для работы в ЦК КПСС — заместителем председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Он сказал, что уже состоялось решение и Хрущёв торопит… Председателем Красноярского совнархоза назначен Бизяев, мой первый заместитель».
Наследство, которое не стареет
Что же оставил своему последователю Ломако? Вот официальные данные, опубликованные за 5 месяцев до отъезда Петра Фадеевича из Красноярска: «Валовая продукция совнархоза выросла за 1957-1960 годы на 66 процентов, производительность труда — на 40 процентов, объём капиталовложений — в 2 раза.
Прибыль составила 176 миллионов рублей, в то время как до 1957 года промышленность края была убыточной.
За это время совнархозом расширено и внедрено значительное количество новых мощностей, освоен выпуск многих видов новой продукции, в том числе крупные печи и мельницы для цементной промышленности, краны большой грузоподъёмности для металлургических заводов и электростанций, автомобильные шины, кордная ткань, целлюлоза, бумага, картон, медицинские препараты, шёлковые ткани, новые виды прогрессивных железобетонных конструкций.
Особенно быстрыми темпами развивается в крае цветная металлургия, добыча топлива и железной руды, энергетика, машиностроение, промышленность строительных материалов. Значительное развитие получила лесная и деревообрабатывающая, лёгкая и пищевая промышленность. Совершенно заново в крае создаётся крупная химическая промышленность.
Успешное выполнение семилетнего плана превратит край в крупнейший промышленный центр Сибири.
В результате развития народного хозяйства, всестороннего использования внутренних резервов производства, улучшения внутрирайонных и межрайонных связей и роста производительности труда совнархоз к концу семилетки будет ежегодно получать всех видов накоплений, включая налог с оборота, около 1 миллиарда рублей.
Таким образом, народное хозяйство Красноярского края в течение семилетия из района, развивающегося за счёт государственного бюджета, превратится в район, развивающийся за счёт своих внутренних ресурсов, и, кроме того, будет давать народному хозяйству страны солидную сумму внутрипромышленных накоплений».
Но всё это, правда, с долей некоторого допущения можно обозначить как косвенные или вторичные слагаемые успеха совнархоза и его руководителя П. Ф. Ломако. Главные, или первичные,- это, несомненно, реальная оценка перспективных направлений развития народного хозяйства на всей громадной территории Красноярского края.
Ломако первым стал заниматься программой комплексного развития региона и его производительных сил. Позднее эти проекты успешно развивали и реализовывали В. И. Долгих и особенно П. С. Федирко.
Край как единый экономический организм
Здесь, на наш взгляд, уместно привести оценку описываемого периода со стороны знаменитого красноярского строителя Владимира Петровича Абовского:
«Познакомиться с Ломако лично мне пришлось в 1955-1956 годах. Нашему тресту N 47, который в Красноярск перевели из Новосибирска, поручили расширение и реконструкцию завода цветных металлов, а также подготовку к строительству Красноярского алюминиевого завода и Ачинского глинозёмного комбината.
Первые встречи подтвердили общее мнение: Ломако — умный, преданный народу и государству человек. Он работал на общество, отдавая делу служения всего себя. Он был верным солдатом партии, начинал на комсомольской работе, состоял в отрядах ЧОНа. Как иначе в то время мог проявить себя сын крестьянина-батрака?
Как показала жизнь, от рождения он был наделён качествами мощного созидателя, толкового и доброго человека. Совнархозы как новая организационная форма давали регионам немалые возможности, но ими надо было уметь воспользоваться. Главная трудность заключалась в психологии — в том, чтобы отказаться от прежнего традиционного мировоззрения, от пут чрезмерного централизма в собственном сознании. В конце концов, страна в целом этот барьер не взяла: после Хрущёва совнархозы ликвидировали и вернулись к министерствам…
Иное дело — Пётр Фадеевич. Государственный, масштабный человек сразу начинает действовать, интуитивно выбрав правильное направление.
С чего начинает председатель? С комплексной программы развития края.
В последующем, встречаясь с ним в различной формальной и неформальной обстановке, я понял, что он обладал ещё очень важными качествами: умел учиться, брать у своих учителей всё положительное и строить свою жизнь, используя этот опыт.
Он обладал талантом разбираться в людях, понимать их, использовать их потенциал с неизменным успехом в интересах дела. Это последнее качество оказалось очень важным, потому что руководство края старалось создавать в крае творческую обстановку.
Ломако привёз с собой в Красноярск стиль работы, который передавал всем своим подчинённым и коллективам целых предприятий. Заложенные при Ломако основы были опорой в нашей дальнейшей работе.
Когда Управление строительства СНХ было преобразовано в Главкрасноярскстрой и последний передавался в подчинение различным министерствам, мы сохраняли приверженность принятой идеологии. Она обеспечила наш выход на самый передовой инженерно-технический уровень, позволила стать третьими в стране по размерам освоения капиталовложений. Рост производительности труда в восьмой — девятой пятилетках был в два раза выше среднего по стране.
Подтверждением того, что заложенные в идеологию основы продолжали развиваться, является организация строительства Красноярского завода тяжёлых экскаваторов. В связи с намечаемым строительством КАТЭКа требовалось срочно соорудить завод по выпуску экскаваторов большой мощности.
Косыгин поставил задачу построить завод в сроки в 1,7 раза меньше нормативных. Объединив в неформальную организацию всех исполнителей ещё на предпроектной стадии, мы сумели создать имитационную модель. Эксперты, представляющие всех участников, проработали 12 вариантов сооружения завода. Организованное в соответствии с выбранной моделью строительство первой очереди было сокращено по срокам в 1,5 раза против нормативных. К сожалению, завод оказался никому не нужным…
Думается, стиль работы председателя Красноярского совнархоза не очень устраивал сотрудников Госплана СССР, работавшего в стиле «планового хаоса». Но вскоре Ломако перевели на работу в Москву, он какое-то время Госплан и возглавлял, но достаточно быстро вернулся в родную отрасль, созданию которой он посвятил свою жизнь».
Мы все учились у него
А вот Владимиру Ивановичу Долгих пришлось не только работать с Ломако долгое время и в разных ипостасях, но и провожать его на пенсию.
«Я ещё был главным инженером Красноярского завода цветных металлов, когда впервые Ломако приехал на этот завод,- вспоминает Владимир Иванович.- Внимательнейшим образом изучив положение на предприятии, Ломако сумел быстро схватить суть. Завод представлял собою сгусток научно-технических разработок с производством; он отличался крупными масштабами производства и глубиной научных разработок и, следовательно, соответствующе подготовленными кадрами.
Пётр Фадеевич это быстро уловил. И первым делом принял решение о переводе директора завода Николая Дмитриевича Кужеля руководителем «Гиредмета». Пётр Фадеевич стремился укрепить этот ведущий институт человеком с практическими знаниями, с хорошей научной подготовкой, понял, что целесообразнее всего организовать производство полупроводниковых материалов именно на Красноярском заводе цветных металлов — хотя опытные установки по производству полупроводникового германия, а затем и кремния были сделаны в Подольске.
Было принято решение о строительстве цеха М-18, и мне пришлось, под началом Петра Фадеевича, серьёзно крутиться: Пётр Фадеевич посылал меня и в Москву, и для получения кабельной продукции, и для решения других вопросов, но везде и всюду он «подпирал» меня своим авторитетом, своими связями, что позволяло быстро решать дела.
Не было случая, чтобы он послал и забыл о том, кого послал, куда, для чего.
Когда наша деятельность оказалась тесно связанной с решением гигантской Талнахской проблемы, которая перевернула положение дел на Норильском горно-металлургическом комбинате и сделала из него то, что сейчас называется компанией «Норильский никель» — заслуга Петра Фадеевича была очень большой.
Именно Пётр Фадеевич организовал мою встречу с Хрущёвым, он всячески защищал отдельные положения нашего проекта в Госплане — в то время, когда план уже был свёрстан. В 1964 году, с февраля по апрель, мы воевали. Конечно, надо было изыскивать огромные средства и принимать ответственные решения, это было не просто даже такому органу, как Госплан, несмотря на решение Политбюро. И тут Пётр Фадеевич показал себя очень стойким бойцом за общее дело…
Но Ломако никогда не позволял себе какого-то менторства, типа «Я — министр, а вы такие-то…». Если удавалось решить задачу, то Пётр Фадеевич считал, что мы вместе решили эту задачу.
Потом я работал с министром, будучи первым секретарём Красноярского крайкома. Это край цветной металлургии: туда входил и Красноярский алюминиевый завод, и Ачинский глинозёмный комбинат, и Красноярский завод цветных металлов, и Норильский комбинат, и золотая промышленность и так далее и тому подобное. Действительно край цветной металлургии, и мне приходилось, как говорится, на равных с ним сотрудничать.
Все мы, бывшие работники цветной металлургии, не только работали, но и самым активным образом учились у Петра Фадеевича. Брали у него лучшее: стремление к цели, достижение этой цели, упорство. В какой-то степени эти черты переняли многие работники цветной металлургии, с которыми потом и мне приходилось работать.
Я вспоминаю того же Ивана Алексеевича Стригина, Владимира Николаевича Костина, целый ряд других людей — выдающиеся специалисты, работавшие бок о бок с Петром Фадеевичем. Я думаю, что каждый из них, если бы они были живы, сказал бы наверняка, что многому научился у министра, который проработал в этом министерстве с предвоенных лет до выхода на пенсию. Такого министра, который бы 50 лет находился в составе правительства, у нас больше никогда не будет.
Пётр Фадеевич умел подмечать и поддерживать крупные начинания. В своё время, когда мы выдвинули задачу по комплексному развитию производительных сил Красноярского края, что было впервые в России для такого региона, как край, тем более в значительной мере это было связано с цветной металлургией, и Пётр Фадеевич сумел понять ценность и важность этой инициативы.
Жизнь показала, что это был единственно правильный путь. Так было и с лесом, и с цветными металлами… К сожалению, последующий разлом плановой системы нарушил эти цепи, возможности стали принижены и не дают результатов.
Взять, скажем, в Красноярском крае КАТЭК, он был выгоден, когда добывался уголь, перерабатывался на электроэнергию, получался полукоксик, нефтепродукты… Когда всё это оказалось в разорванном виде — дело стало невыгодным.
Так или иначе жизнь показала справедливость взглядов Ломако не только на свою отрасль, но и в целом на страну. Пётр Фадеевич сильно переживал тот разлом, который намечался и происходил в хозяйственной системе Советского Союза в последние годы его жизни. Это понимание является, я думаю, дорогим напутствием, важным предупреждением сегодня каждому инженеру, политику, российскому руководителю вообще».
Письмо для генсека, как завещание…
Уже будучи в отставке, Ломако написал своё последнее деловое письмо: «Весьма срочно. Генеральному секретарю ЦК КПСС товарищу Горбачёву, Председателю Совета Министров СССР товарищу Рыжкову Н. И. От П. Ф. Ломако, члена КПСС с февраля 1925 года, бывшего министра цветной металлургии СССР, проработавшего в цветной металлургии более 55 лет, из них 46 лет (после практической работы на старейших заводах — Ленинградском заводе «Красный выборжец», Кольчугинском заводе имени Серго Орджоникидзе Владимирской области) руководил отраслью в качестве наркома и министра.
Участник десяти съездов партии, начиная с XVIII съезда партии и до XXVII съезда нашей партии включительно. Избирался в ЦК КПСС, начиная с XIX съезда до XXVII съезда включительно.
Пишу по очень важному делу. 23 мая 1989 года мне стало известно, что вносится съезду народных депутатов СССР предложение объединить Министерство цветной металлургии СССР и Министерство чёрной металлургии СССР. Это делали уже в 1948 году.
Вот история! В конце июля 1948 года меня — министра цветной металлургии СССР — вызвали на Политбюро ЦК. Началось заседание. Сталин сообщает, что Вознесенский внёс предложение объединить Министерство цветной металлургии и Министерство чёрной металлургии в одно Министерство металлургической промышленности.
Мы с Тевосяном И. Ф. об этом узнали только на Политбюро. Я сразу попросил слово у Сталина. Я рассказал, что оба эти министерства объединяет только одно слово — металлургия. Но между ними есть очень большая разница.
В чёрной металлургии добывается руда и обогащается, если она бедная по железу, затем плавится в домне, затем в мартенах получается сталь, которая прокатывается на станах и поставляется потребителю.
В цветной же металлургии, кроме добычи руды, обогащения, плавки, обработки, имеются сотни технологических процессов, посредством которых извлекаются эти многочисленные цветные, драгоценные, редкие и рассеянные металлы и поставляются в готовом виде потребителю по его заказам.
Таких потребителей очень много в народном хозяйстве. Я говорил очень горячо! Сталин слушал меня внимательно. Наконец я кончил говорить. Он обращается к членам Политбюро с вопросом: примем предложение Вознесенского Н. А.? Все согласились.
Так закончился тот день. Мы объединились. Я занимался потом один цветной металлургией. В декабре 1950 года мне звонит помощник Сталина Поскрёбышев и говорит, что Сталин просил вас позвонить. Я звоню. Слышу голос Сталина. Я здороваюсь с ним и называю себя.
Он тут же начал говорить: «Товарищ Ломако, Министерство металлургической промышленности стало неуправляемым, и мы решили разделить это министерство на Министерство цветной металлургии и Министерство чёрной металлургии». И задаёт мне вопросы, кого я предлагаю в состав Коллегии Министерства цветной металлургии.
Я тут же назвал нескольких товарищей. «Хорошо,- говорит Сталин,- представляйте в Политбюро свои предложения». Разговор со Сталиным был в 13 часов, в 15 часов я послал свои предложения, а в 18 часов получил решение Политбюро.
Вот почему я считаю, что и сейчас, в новое время, такого решения нельзя принимать — это будет в ущерб делу. Эти отрасли стали очень крупными, и каждая выполняет свои планы, а Министерство цветной металлургии, как и при мне, на 3-4 дня заканчивает досрочно годовые планы с ростом против предыдущего года.
Глубоко убеждён, что это нанесёт большой ущерб ещё и потому, что в каждом министерстве создались свои традиции и структуры.
Очень прошу этого не делать. Казалось бы, я сегодня ещё жив, хотя мне уже вот-вот будет 85 лет,- можно пригласить меня и посоветоваться. Я воспринимаю это как большую обиду. Очень прошу этот вопрос не обсуждать на съезде народных депутатов и разобраться с моим участием — я об этом убедительно прошу Вас.
Прошу мне сообщить о получении моей записки и Вашем решении.
24 мая 1989 года. П. Ломако».
Несмотря на многочисленные просьбы, Ломако после ухода на пенсию М. С. Горбачёвым принят не был.
На просьбу к А. А. Громыко от 15 декабря 1987 года принять на работу государственным советником Ломако ответа не получил.
На просьбу к Н. И. Рыжкову от 11 апреля 1989 года оставить за ним дачу до конца жизни — ответа тоже не получил и в феврале 1990-го был выселен из «Архангельского».
На обращение к М. С. Горбачёву и Н. И. Рыжкову от 24 мая 1989 года не объединять в одно министерства чёрной и цветной металлургии — ни письменно, ни по телефону Ломако ответа не получил. В сентябре 1989 года министерства объединили…
Это стало последним ударом, и 27 мая 1990 года Петра Фадеевича не стало. Совсем скоро не стало и объединённого министерства. А 27 декабря 1991 года перестал существовать Советский Союз, которому верой и правдой 55 лет служил П. Ф. Ломако.
Но его идеи, профессиональные принципы остаются актуальными и сегодня. Время Ломако продолжается для тех, кто работает на возрождение России и её экономики.
П.Ф. Ломако
Лит.: Ломако Петр Фадеевич // Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.
Игорь АРИСТОВ, ВРЕМЯ ПЕТРА ЛОМАКО. // Красноярский рабочий. 6 марта 2014 г.