Алексей Фёдорович Орлов (1787 — 1861) — князь, генерал от кавалерии, генерал-адъютант; главный начальник III отделения Собственной Е. И. В. канцелярии и шеф жандармов (1845—1856). Любимец Николая I, опытный и удачливый политик, блестящий царедворец.
Его отец, граф Федор Григорьевич Орлов (1741 — 1796), был четвертым из тех пятерых братьев Орловых, которых события 1762 года, приведшие к воцарению Екатерины II, выдвинули на авансцену политической жизни. И хотя Федор никогда не пользовался таким большим расположением императрицы, как его старшие братья, Григорий и Алексей, ему все-таки удалось выхлопотать право передать родовой герб, фамилию (правда, без титула) и состояние своим семерым “воспитанникам”, как в официальных документах именуются его внебрачные дети. Однако то, что Алексей Федорович был незаконнорожденным (“побочным”) сыном, нисколько не отразилось ни на его жизни, ни на карьере. Алексей получил прекрасное домашнее образование, которое затем продолжил в привилегированном пансионе аббата Николя. Выбрав военную стезю, Орлов достаточно быстро продвигался по служебной лестнице: уже в 1817 году он был произведен в генерал-майоры (военный чин IV класса “Табели о рангах”), а три года спустя стал генерал-адьютантом свиты императора Александра I.
В противоположность своему младшему брату — декабристу Михаилу Орлову, Алексей не разделял либеральных взглядов, охвативших в то время значительную часть русского общества, а был, насколько мог, их гонителем, особенно в среде военной молодежи. Твердость Орлова и умение поддерживать в своем полку строгую дисциплину особенно проявились в 1820 году, во время бунта Семеновского полка, и в событиях 14 декабря 1825 года, когда он еще раз доказал свою преданность престолу, когда Алексей Фёдорович, командуя конной гвардией, лично ходил в атаку на каре восставших.
Дипломатическая деятельность
Первая ответственная миссия, выполненная А. Ф. Орловым с большим успехом, была связана с подписанием Адриапольского договора, который увенчал победу России над Османской империей в 1829. Заключение русско-турецкого мира проходило в тревожной обстановке: западноевропейские державы с тревожным вниманием ждали продолжит ли Россия наступление на турецкую столицу с традиционно приписываемой российскому самодержавию целью — занятия Константинополя и проливов.
В конечном счёте царское правительство сумело трезво оценить сложившуюся обстановку — в Петербурге возобладали сторонники умеренности. Принципиальное значение для понимания правительственного курса имело то, что существование Османской империи представляется для России более выгодным, чем её разрушение. Ещё раньше император послал главнокомандующему И. И. Дибичу письмо, в котором предписывал кончить дело «прекрасным Андриапольским миром». Для его заключения в Андриаполь и прибыл А. Ф. Орлов.
Вскоре по прибытии в Константинополь Орлов снискал «особое расположение султана». Порта поспешила выполнить часть обязательств по Андриапольскому договору. Деятельность чрезвычайного посланника в Константинополе получила одобрение его венценосного друга. «Я не могу даже сказать, как доволен Орловым, он в самом деле действует так, что удивляет даже меня, несмотря на моё расположение к нему»,— писал император Дибичу в феврале 1830.
Новая миссия Орлова в Турции была связана с босфорской экспедицией русского флота 1833 года: Николай I опять прибег к его помощи для урегулирования дел на Востоке. К тому времени он уже обладал достаточным опытом ведения переговоров с турками, пользовался авторитетом у Порты и доверием самого султана. 26 июля 1833 года был подписан Ункяр-Искелесийский договор, по которому Россия обязывалась в случае необходимости прийти на помощь Турции. В ответ Османская империя брала обязательство при вооружённом конфликте закрыть проливы для военных судов иностранных держав.За успех в босфорской операции граф Орлов был произведён в генералы от кавалерии и торжественно принят государем в Красном Селе при собрании гвардейских войск.
Государственная служба при Николае I и Александре II
Правление Николая I оказалось звездным часом для Алексея Федоровича. Консерватор Орлов оказался по душе Николаю. За участие в подавлении восстания на Сенатской площади Алексей Федорович был возведен в графское достоинство — “в воздаяние отличного служения Нам и Отечеству”, как сказано в Высочайшем рескрипте, данном на его имя. Новый император приблизил его к себе и удостаивал затем вниманием и расположением, граничащим с дружбой. Орлов пользовался полным доверием Николая и был посвящен во все перипетии внешней и внутренней политики России 20-50-х годов XIX века. К его услугам прибегали в самые ответственные моменты развития русско-турецких отношений (он подписал Адрианопольский мир 1829 года, Ункяр-Искелесийскую конвенцию 1833 года), ему доверяли важные внутригосударственные поручения (вслед за Бенкендорфом он возглавил печально известное III отделение), он занимался крестьянским делом, учебными заведениями, словом, всеми насущными вопросами николаевского правления.
“Граф Орлов пользовался тогда (1833 год.) большой доверенностью у Государя; он не занимал какого-либо определенного места при дворе или в совете государства, но принимал в то время участие в важнейших совещаниях по сношениям с другими дворами и потому имел сильное влияние в делах”, — пишет Н.Н. Муравьев. С.С.Татищев сообщает что когда в Европе распространился слух о скором приезде в Англию наследника российского престола, до нашего посла в Лондоне графа К.О.Поццо-ди Борго стали доходить сведения о покушении на жизнь цесаревича. Посол сообщил об этом в Петербург. Донесение из Англии император получил в присутствии графа Орлова как раз накануне его отъезда для сопровождения наследника в путешествие за границу. “Я полагаюсь на тебя и на Провидение. Наследник поедет в Англию и проведет в ней то время, что предначертано моею инструкцией”, — сказал Николай, показывая депеши Орлову. На смертном одре Николай долго говорил со своим любимцем, поручил его особому вниманию наследника и подарил на память свою чернильницу. Кроме того, император Николай назначил графа исполнителем своего духовного завещания вместе с великим князем Константином Николаевичем, о чем граф Адлерберг извещал Орлова в письме от 24 февраля 1855 года.
При императоре Александре II он также пользовался расположением монарха. Был назначен императором Александром II возглавлять в феврале — марте 1856 года российскую делегацию на Парижском конгрессе, вырабатывавшем политическое устройство Европы по итогам неудачной для России Крымской войне; подписал от России Парижский мирный договор на приемлемых для императора условиях. В награду за успехи на конгрессе был возведён в княжеское достоинство. А по завершении этого нелегкого задания поставил его 5 апреля 1856 года во главе Госсовета и Кабинета министров. В день коронации нового императора Орлов стал князем.
Парижский конгресс
Нужна ли была России война с коалицией сильнейших стран мира? Чтобы обсудить этот вопрос Александр II собрал совет из первых лиц государства.
На первом заседании (1 января 1856 г.) присутствовали канцлер К.В. Нессельроде, генерал-адъютант М.С. Воронцов, министр государственных имуществ П.Д. Киселев, шеф жандармов и главный начальник III Отделения собственной императорской канцелярии граф А.Ф. Орлов и президент Академии наук Д.Н. Блудов.
На втором совещании (15 января 1856 г.) были дополнительно приглашены управляющий Морским министерством Великий князь Константин Николаевич, дипломат П.К. Мейендорф и военный министр князь В.А. Долгоруков (цитируется по Кривопалову А.А.).
Александр II в общих чертах знал, каких уступок от него потребует европейская коалиция. Вопрос о разделе России уже не стоял, и царь согласился на переговоры. 25 февраля 1856 года в Париже собрался конгресс представителей великих держав. Сам ход дискуссий показывает, что Россия вела себя не как разбитая страна.
Так, например, австрийцы потребовали у нас Бессарабию, на что последовал угрожающе жесткий ответ русского делегата, графа Орлова: «Господин австрийский уполномоченный не знает, какого моря слез и крови такое исправление границ будет стоить его стране».
Затем граф Орлов в издевательской форме осадил министра иностранных дел Англии, графа Кларендона. Дело было так. Россия соглашалась «нейтрализовать Черное море», то есть не держать на его берегах военно-морских арсеналов и не восстанавливать Черноморского флота.
Так вот, помимо Севастополя у России была еще одна черноморская база – город Николаев, в котором к тому же находились верфи и военный арсенал. Англичане считали, что Николаев должен разоружиться, а его верфи будут разрушены в соответствии с мирным договором. Однако Орлов заявил, что Николаев находится не на берегу Черного моря, а на реке Буг, и условия договора на него не распространяются!
Все прекрасно знали, что Николаев стоит на Бугском лимане, являющемся частью Черного моря. Знали и то, что лиман судоходен даже для крупных кораблей, а, значит, Орлов демонстративно насмехается, но ничего поделать не могли. Более того, Россия отстояла право все-таки держать в Черном море несколько кораблей, и Орлов для пущего издевательства заверил «западных партнеров», что если Россия посчитает необходимым, то построит эти корабли именно в Николаеве.
Во время переговоров вспыхнул спор относительно русских фортов на восточном побережье Черного моря. Некоторые из них были взорваны во время войны, и Кларендон заявил, что форты – это, по сути, те же арсеналы, только называются по-другому. Следовательно, Россия не имеет права их восстанавливать. Орлов с ним не согласился: по его мнению, форт и арсенал – разные вещи, и Россия исполнять требования Британии не собирается.
Пробовали англичане поднять и экономический вопрос, требуя от нас сделать Севастополь зоной беспошлинной торговли, но и здесь ничего не добились. Само собой, контрибуцию наша страна также не заплатила.
Единственной территориальной потерей стал небольшой участок Бессарабии в устье Дуная, который отошел Молдавии. Формально Молдавское княжество входило в состав Османской империи, однако на Парижском конгрессе была подтверждена широчайшая автономия не только Молдавии, но и Валахии, и Сербии. Соответственно, земля досталась даже не османам, а Молдавскому княжеству.
Более того, Стамбул был вынужден согласиться так же не держать арсеналов на своем черноморском побережье и гарантировал сохранение прав и привилегий христианскому населению Османской империи. Вот собственно и все, чего добилась от России огромная европейская коалиция.
Государственная деятельность Алексея Федоровича завершилась его участием в подготовке крестьянской реформы, правда, без особого с его стороны энтузиазма. Когда в 1856 году был учрежден “Негласный” (секретный) комитет, Орлов, как человек опытный в этом вопросе, был назначен в него первый с поручением составить список остальных членов Комитета и с правом председательства в отсутствие императора.
Третье отделение
С 1844 года, вслед за Бенкендорфом, Орлов возглавлял III отделение. Должность начальника III отделения явно не подходила Орлову: она требовала каждодневной, кропотливой работы, чего Алексей Федорович терпеть не мог. Удержаться на этом посту графу помогло умение подбирать себе хороших помощников, которые и занимались всей черновой работой. В результате повседневной деятельностью III отделения ведал Л.В. Дубельт, докладные записки которого Алексей Федорович часто подписывал даже не читая. Герцен как-то заметил, что Дубельт умнее всего III отделения, да и всех трех отделений императорской канцелярии вместе взятых. Его ценили не только в секретной службе, но даже и те, кто был объектом его “внимания”. Так что на него можно было вполне положиться. На дипломатическом поприще таким человеком для Алексея Федоровича стал барон Бруннов.
В начале 1861 г. пошатнувшееся здоровье вынудило его уйти в отставку со всех занимаемых постов. Алексей Фёдорович Орлов скончался 9 (21) мая 1861 г. в Петербурге в возрасте 74 лет.
Характеристика деятельности и личности
Один из крупных вельмож николаевского правления А.Ф. Орлов в нашей историографии обычно оценивался поверхностно и упрощенно. Чаще всего его представляют как обходительного, любезного, беспечного и довольно недалекого фаворита Николая I, развлекавшего и забавлявшего императора на светских балах и во время путешествий. Иногда — как злобного ретрограда, консерватора, душителя всего нового, либерального, бдительным мрачным оком оглядывающего империю с высоты поста начальника III отделения. Деятельность Орлова, заключавшаяся в ограждении России от западноевропейского либерального влияния, всегда оценивается крайне отрицательно. Вместе с тем он считается — и по праву — одним из наших выдающихся дипломатов.
К сожалению, не было сделано ни одной серьезной попытки всестороннего, углубленного изучения личности этого человека. В свет не вышло ни одной монографии, ему посвященной. Никогда не ставилась задача создания исторического портрета этого деятеля. Имя Орлова довольно часто упоминается в работах, освещающих вопросы внешней политики XIX века, особенно русско-турецкие отношения. Но здесь авторов интересует прежде всего событийная сторона, а не анализ той или иной личности.Лишь в монографии Е.В. Тарле “Крымская война” намечена какая-то характеристика Орлова, но это, скорее, исключение, чем правило.
Государственная деятельность Орлова исследована еще хуже. Отдельные сведения о графе Орлове как начальнике III отделения встречаются в трудах А.А. Корнилова, А.А. Кизеветтера, ставивших во главу своих исследований вопрос о роли и значении верховной власти в исторической судьбе России. В досоветский период в свет вышла только одна работа, в которой содержится относительно подробная характеристика А.Ф. Орлова как шефа жандармов и начальника III отделения и разбирается его цензурная политика. Это — монография известного исследователя общественного движения XIX века М.К. Лемке. Кроме рассуждений о профессиональной пригодности Орлова, Лемке анализирует его личные качества и отношения с императором Николаем.
Первым советским автором, который писал об Орлове, был И.Троицкий. В 1930 году вышел в свет его научно-популярный очерк о III отделении. Позднее этой темы касались в своих работах П.А.Зайончковский, Н.В.Оржеховский и ряд исследователей революционного и общественного движения эпохи Николая.
Между тем выясняется, что специальных воспоминаний об Орлове издано крайне мало, они не носят обобщающего характера, а затрагивают тот или иной эпизод его жизни, ту или иную черту характера. Большинство таких заметок невелики по объему.
Деятельность Орлова в Секретном комитете по крестьянскому делу, связанная с разработкой реформы по отмене крепостного права, затрагивается мимоходом во всех трудах, посвященных этому вопросу6. Оценка внутригосударственной деятельности Орлова крайне тенденциозна и всегда отрицательна.
Как и все люди, Орлов был наделен и хорошими, и плохими качествами характера. Посетивший Россию в 1839 году Ф. Гагерн в своем дневнике пишет о волнениях в военных поселениях у Старой Руссы, когда Орлов, проявив завидную смелость, один появился среди бунтовщиков и навел порядок. Поступок достаточно смелый и, может быть, безрассудный, даже при умении Орлова “за сто шагов тушить выстрелом из пистолета свечу”16. В своих “Записных книжках” П.А. Вяземский упоминает о высокой оценке Пушкиным этих действий Орлова. Другой иностранец, посол Баварии в России граф де Брэ, сумел подметить в Орлове крайне важное для придворного качество: граф “любит держаться в стороне и появляется только там, где его присутствие необходимо”. Об этой особенности Алексея Федоровича упоминает и А. Герцен.
Барон Корф замечает, что Орлов “едва ли кому делал зло, не упуская никакого случая делать добро”. Особенно часто хлопотал Орлов за близких ему людей: родных, друзей, приятелей, для которых делал все возможное. Так, например, декабрист Н.Н. Лорер вспоминал, как Алексей просил за брата Михаила после восстания на Сенатской площади, отмечая, что “не все родные отказались так от своей крови, нашлись некоторые и с родственными чувствами. Так, А.Ф. Орлов употребил всю свою силу, все свое влияние на государя, чтоб спасти своего брата Михаила Федоровича Орлова”.
Император необоснованно считал Михаила Орлова одним из главных заговорщиков, как это видно из его письма цесаревичу от 23 февраля 1825 года: “Я ожидаю Михаила Орлова и Лопухина, которые должны быть уже арестованными. Самые главные, арестованные во Второй армии, что подтверждается как Вадковским, так и всеми прочими”. По всей вероятности, Михаил должен был разделить судьбу пяти казненных декабристов. Заступничество брата не только спасло ему жизнь, но и избавило от общей участи осужденных, сосланных на каторжные работы и на поселение в Сибирь. В результате он отделался весьма мягким приговором: “Состоящего по армии генерал- майора Орлова,…16 июня 1826 года отставить от службы, с тем чтобы впредь никуда не определять, отправить на жительство в деревню (имеется в виду родовое имение в Калужской губернии. ), где и жить безвыездно, запретив въезд в столицы, и местному начальству иметь за ним бдительный тайный надзор”. А весной 1831 года Алексей даже выхлопотал брату разрешение поселиться в Москве. Об этом же сообщает и М.Н. Волконская. “Он был для каждого доступен, — замечает соратник графа по Босфорской экспедиции 1833 года Н.Н. Муравьев, — величайшее преимущество в кругу людей, никого не выслушивающих. Принимал участие в делах просителей, помогал угнетенным и нуждающимся в его пособии”25. В 1844 году, заняв пост начальника III отделения, Орлов “нашел” забытого императором Т.С. Батенькова. Алексей Федорович напомнил царю, что все осужденные даже по первым двум разрядам, отбыв срок каторги, вышли уже на поселение, и что “секретный” узник также заслуживает освобождения. Посетив Батенькова “на правах родственника”, он разрешил выписать для него газеты и журналы. А через два года, 31 января 1846 г., Батенькову сообщили об освобождении из Алексеевского равелина. Доброту Орлова не стоит переоценивать. Это был человек крайне осторожный, лишний раз не рискующий понапрасну. Батеньков имел много влиятельных друзей, которые просили за узника как перед императором, так и перед предшественником Орлова, Бенкендорфом. Кроме того, Батенькову лишь смягчили меру наказания, да и то лишь спустя два года.
Алексей Федорович, несмотря на все свое “иностранное” воспитание, был и оставался до конца жизни русским человеком, со всеми достоинствами и недостатками, свойственными русскому менталитету. “Государь… по крайней мере, видит в нем русского душой человека,”27 — указывает Корф. “У Алексея был совершенно русский ум: много догадливости, смышлености, сметливости; он рожден был для одной России, в другой земле он не годился бы,” — вторит ему Вигель.
И главный недостаток Орлова был тоже чисто русский — лень. В этом (редкое исключение) единодушны все современники. Так, об этом пишут А.С. Меншиков, граф Альбединский, де Брэ. «К отличительным свойствам его характера принадлежит лень, которая заставляет его избегать важных поручений, а не искать их»,29 — сообщает де Брэ. По словам Альбединского, который по окончании Крымской войны был прикомандирован к графу для сопровождения последнего на Парижский конгресс, это был человек “непомерно ленивый и крайне индифферентный во всем”.
Любопытна для характеристики графа его резолюция по поводу одной статьи. Н.И. Греч, редактор “Северной пчелы”, решил напечатать описание несчастного случая, происшедшего во Владимире, где разрушился деревянный мост и погибло много народу. Орлов, тогда возглавлявший III отделение, это делать запретил, ссылаясь на то, что “Северная пчела” “по всей империи и в чужих краях читается”. Зачем, дескать, сор из избы выносить?
Н.Н. Муравьев рисует А.Ф. Орлова как личность весьма независимую, чувствовавшую себя выше многих и поэтому не испытывающую потребность ни с кем особенно сходиться или ссориться. Однако такое положительное качество, как независимость, очень легко может превратиться в высокомерие. Грань здесь бывает довольно зыбкой. Вот что писал по этому же поводу в 1839 году Гагерн: “Впрочем, Орлов невыносимо высокомерен. Трудно представить себе его надменный вид. В этом его превосходит при русском дворе один граф Чернышев”. Н.И. Греч называет Орлова “добрым, умным, но беспечным”, и скорее всего, он прав. Это, пожалуй, наиболее емкая и точная характеристика нашего героя. Граф был рожден под счастливой звездой, которая вела его всю жизнь.
По происхождению, семейным и дружеским связям принадлежа к высшим слоям тогдашнего российского общества, Орлов часто встречался со знаменитыми людьми своего времени.Алексей Федорович был знаком с А.С. Пушкиным, правда, их отношения нельзя считать близкими. Они встречались в обществе, но не более. Скромное положение Пушкина при дворе не позволяло ему быть на короткой ноге с Орловым, да и мировоззрения их сильно разнились. Но Пушкин посвящает А.Ф. Орлову стихотворение, в котором с восторгом отзывается о его личных качествах и военном таланте, тогда как другого умного и несомненно талантливого человека, П.Д. Киселева, в том же стихотворении молодой Пушкин едко высмеивает, увидев в нем прежде всего царедворца.
Знакомство Алексея Федоровича с П.Я. Чаадаевым состоялось позднее, когда Орлов возглавил III отделение, получив в наследство от Бенкендорфа не только пост, но и его “головную боль” — П.Я. Чаадаева. В отличие от своего предшественника, граф сумел неплохо поладить с этим трудным человеком. М.И. Жихарев — дальний родственник и преданный ученик Чаадаева, позднее — хранитель его литературного наследия и архива — в своих мемуарах писал о близости, и, возможно, даже дружбе, существовавшей между этими людьми: “Сколько я понимаю, он и любил Чаадаева, и принимал его особенно именно за независимость характера… мне кажется, что графу Орлову… нравилось отсутствие официальности, столь редко ему попадавшееся”. Именно от Орлова Чаадаев узнал про работу А.И. Герцена “О развитии революционных идей в России”. Сообщая об этом, Орлов заметил, что в “книге из живых никто по имени не назван, кроме тебя и Гоголя, потому, должно быть, что к вам обоим ничего прибавить и от вас обоих ничего убавить, видимо, уж нельзя”, что очень польстило Чаадаеву. Орлов пытался ему помочь, когда в 1849 году по инициативе А.А. Закревского было заведено “Дело о славянофилах” и составлен “Список славянофилов”, в который попал и Чаадаев. Кроме того, он сквозь пальцы смотрел на различные его дерзкие выходки. Чаадаев, судя по всему, ценил благосклонное отношение вельможи.
В глазах многих своих современников Алексей Федорович Орлов был удачливым придворным, блестящая карьера которого стала предметом зависти. Он пользовался безграничным доверием императора, называвшего Орлова братом, доверявшего ему выполнение самых ответственных государственных и дипломатических поручений. Умный, живой, умеющий мгновенно реагировать на новую ситуацию, находить подход к разным людям, любезный и обаятельный, Орлов был прирожденным дипломатом и придворным. Но ежедневная, рутинная работа была не для него, поэтому он столь малозаметен на посту начальника III отделения. Назначая его на эту должность, Николай Павлович, выиграв в личной преданности кандидата, проиграл в профессиональной пригодности. Не имея качеств и навыков, нужных для работы на этом посту, Орлов во всем полагался на более опытного Дубельта, который прекрасно делал за него всю работу, а сам блистал при дворе и в свете. Иногда, правда, случались неприятности, как в деле петрашевцев, но подобного рода вещи крайне мало отражались на расположение царя к своему любимцу. Начальство Орлова мало отразилось на III отделении и, как пишет И. Троицкий, “заведенная при Бенкендорфе система осталась в полной сохранности, только докладывал вместо умершего шефа новый”. Будучи, кроме того, человеком ленивым, Орлов умел подбирать себе хороших помощников, которые прекрасно справлялись и без его указаний, при этом не очень пристававших к нему с бумагами. Как представитель своей эпохи, Орлов был крайне консервативен. Предпочитая строго и точно исполнять повеления императора, он никогда не брался за то или иное поручение, если не знал о нем мнение Николая.
Оценивая Орлова как дипломата и государственного деятеля, следует привести слова Е.В. Тарле: “Орлов был гораздо более гибким человеком, чем Николай, гораздо более умным человеком, чем Нессельроде, и гораздо более осторожным и проницательным, чем Меншиков”.
А. Ф. Орлов в 1825 году. Акварель. граф, с 1856 г. князь, генерал-адъютант. Внебрачный сын графа Ф. Г. Орлова.
А.Ф. Орлов. Худ. Д. Доу. 1828 г.
Крюгер, Франц. Портрет А.Ф. Орлова. Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Орлов Алексей Федорович, Рандель Фридрих (1818-1886)
Орлов Алексей Федорович, Князь. ГПИБ.
Лит.: Алексей Фёдорович Орлов // Русский биографический словарь. СПб., 1905. Т. 7. С.330., 334-338.
Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887. С.173.
Татищев С.С. Император Александр II, его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т.1. С.105.
Феоктистов Е. За кулисами политики и литературы: 1848-1896. Воспоминания. М., 1991. С.277-278.
Гагерн Ф. Дневник путешествия по России в 1838 году // Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. Л., 1991. С.615.
Жихарев М.Н. Докладная записка потомству о П.Я. Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX века. М., 1987. С.117.
Зиза Е. Алексей Федорович Орлов в воспоминаниях современников // Библиотека Гумер