Михаил Васильевич Зимянин (1914 — 1995) — член партии с 1939 г., член ЦК в 1952—1956 гг. и 1966—1989 гг. (член ЦРК в 1956—1966 гг.), секретарь ЦК 05.03.76—28.01.87 гг. В 1934— 1936 гг. на преподавательской работе. В 1936— 1938 гг. в Красной Армии. С 1939 г. на комсомольской работе: секретарь Могилевского горкома, обкома, пер вый секретарь этого же обкома, в 1940— 1946 гг. первый секретарь ЦК ЛКСМ Белоруссии В 1946 г второй секретарь Гомельского обкома партии В 1946— 1947 п. министр просвещения Белорусской ССР. С 1947 г. секретарь, второй секретарь ЦК Компартии Белоруссии С 1953 г. на дипломатической работе: зав. отделами, член коллегии МИД СССР, в 1956— 1957 гг. посол СССР в ДРВ, в 1960— 1965 гг — в ЧССР, в 1965 г. зам. министра иностранных дел СССР. В 1965— 1976 гг. главный редактор газеты «Правда». Герой Социалистического Труда (1974 г.). В 1976— 1987 гг. секретарь ЦК КПСС. С 1987 г. на пенсии.
Родился в г. Витебске в семье рабочего. Белорус. Трудовой путь начал в 1929 г. рабочим паровозоремонтного депо станции Ленинград — Витебск-Товарный. В 1934 — 1936 гг. был учителем и директором школы. В 1936 — 1938 гг. служил в РККА. В 1939 г. окончил Могилевский педагогический институт. С 1939 г. на комсомольской работе: секретарь Могилевского горкома и обкома, первый секретарь Могилевского обкома.
В 1940 — 1946 гг. первый секретарь ЦК ЛКСМ Белоруссии. В годы Великой Отечественной войны участвовал в партизанском движении в Белоруссии. В 1946 г. второй секретарь Гомельского обкома партии, в 1946 — 1947 гг. министр просвещения Белорусской ССР, в 1947 — 1953 гг. секретарь, второй секретарь ЦК Компартии Белоруссии.
С 1953 г. на дипломатической работе: заведующий отделом, член коллегии МИД СССР. Выдвиженец В. М. Молотова. 12.06.1953 г. постановлением Президиума ЦК КПСС «Вопросы Белорусской ССР», принятом по докладной записке Л. П. Берии, рекомендован первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии вместо отзываемого в распоряжение ЦК КПСС Н. С. Патоличева, освобожденного от должности за неудовлетворительную работу по выдвижению белорусских кадров в органы власти и за серьезные недостатки в деле колхозного строительства.
Постановление Президиума ЦК КПСС обязывало ЦК КП Белоруссии «выработать необходимые меры по исправлению отмеченных извращений и недостатков и обсудить их на пленуме ЦК КП Белоруссии. Доклад на пленуме ЦК КП Белоруссии поручить сделать т. Зимянину» (АПРФ. Ф. 3. Оп. 61. Д. 51. Л. 124).
М. В. Зимянин приехал в Минск и выступил на пленуме ЦК КП Белоруссии с разгромным докладом. Смещенный Н. С. Патоличев сидел в зале как рядовой участник пленума. Дома его жена паковала чемоданы. И тут позвонили из Москвы, сначала Н. С. Хрущев, потом Г. М. Маленков. Они сообщили, что Л. П. Берия арестован и, если белорусские товарищи не возражают, Н. С. Патоличев может оставаться в Минске в прежней должности. Пленум проголосовал за то, чтобы он продолжал руководить Белорусской партийной организацией.
М. В. Зимянин возвратился в Москву на прежнюю должность в МИД. Его заподозрили в близости к Л. П. Берии. 15.07.1953 г. написал объяснительную записку на имя Н. С. Хрущева, почему Л. П. Берия решил послать его в Минск: «…Берия спросил меня, как я оцениваю Патоличева.
Я пытался дать краткую объективную характеристику т. Патоличеву, но Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев — плохой руководитель и пустой человек. После этого Берия заявил, что он написал записку в ЦК КПСС, в которой он подверг критике неудовлетворительное положение дел в республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством.
Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать. При этом Берия сказал, что я не должен искать себе «шефов», как это делали мои предшественники» (ЦХСД. Ф. 5. Оп. 30. Д. 4. Л. 28).
Далее сообщал, что осознает провокационность шагов Л. П. Берии. «Глубоко сожалению, что попал в такое положение. Но Берия я раньше не знал, никогда не был у него, не знал подлинных повадок этого предателя, относился к нему как к видному государственному деятелю. Только узнав, что Берия является злейшим врагом партии и народа, я понял, насколько подлым является этот иезуит, насколько подлым было его отношение ко мне лично, раз и меня он пытался запятнать… Заявляю Центральному Комитету КПСС, что ничего общего с врагом партии и народа Берия не имел, честно боролся и буду бороться за дело нашей Великой Коммунистической партии до последнего дыхания» (Там же. С. 29 — 30).
С лета 1953 г. Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Демократической Республике Вьетнам, в Чехословацкой Социалистической Республике, заместитель министра иностранных дел СССР. Во время смещения Н. С. Хрущева (октябрь 1964 г.) занимал пост посла в Чехословакии и, как член ЦК КПСС, был вызван на Пленум.
По словам С. Н. Хрущева, сына снятого советского лидера, позвонил из Москвы отдыхавшей в Карловых Варах супруге Никиты Сергеевича Нине Петровне и поздравил ее с избранием на пост Первого секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Он также сообщил, что «врезал» по методам хрущевского руководства. Поскольку Нина Петровна ничего не подозревала о происходившем в Москве и долго соображала, что бы это значило, забеспокоился и к ужасу своему понял, что по привычке попросил соединить его с Ниной Петровной Хрущевой вместо Виктории Петровны Брежневой. Обе отдыхали в Карловых Варах, и он частенько навещал их, рассыпался в любезностях перед первой дамой СССР, привозил ей сувениры.
В 1965 — 1976 гг. главный редактор газеты «Правда». Страстный любитель шахмат. По оценкам знатоков, играл слабовато, проигрыш переживал болезненно, быстро «заводился» и сражался до тех пор, пока не выигрывал. И только после победы спокойно уезжал домой. Новичков, умевших играть, в редакции предупреждали: «Не говорите главному, что вы шахматист, иначе он вас шахматами замучает».
Любитель двух французских фраз, которые кстати и некстати произносил во время работы над речами в группе спичрайтеров Л. И. Брежнева: «Entre nous soitdit» (между нами говоря) и «En globe» (в целом).
С марта 1976 г. по январь 1987 г. секретарь ЦК КПСС. По словам М. С. Горбачева, к продвижению на данный пост приложил руку К. У. Черненко. Курировал идеологическую работу, науку, культуру и средства массовой информации при Л. И. Брежневе, Ю. В. Андропове, К. У Черненко и раннем М. С. Горбачеве.
11.03.1985 г. на заседании Политбюро, обсуждавшем вопрос об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС, поддержал предложенную А. А. Громыко кандидатуру М. С. Горбачева: «Работая вместе в Секретариате ЦК КПСС, мы убедились, насколько активен, глубок и эрудирован Михаил Сергеевич Горбачев. Он умеет выделить главное, а это очень важно, поскольку в Генеральном секретаре ЦК КПСС должны аккумулироваться мнение масс, предвидение будущего. И во-вторых, я всегда находил и нахожу, когда обращаюсь к М. С. Горбачеву, быстрое решение при самом точном знании предмета. Он отличается тем, что постоянно пополняет свои знания. А это самое ценное качество для роста человека. Думаю, что выражу чувство каждого из нас, если скажу, что вы, Михаил Сергеевич, можете на нас полностью положиться» (ЦХСД. Ф. 89. Коллекция рассекреченных документов).
Редактором центральных газет с ним приходилось общаться практически еженедельно. «Не стану приписывать М. В. Зимянину качеств защитника и радетеля главных редакторов, — вспоминал бывший главный редактор газеты «Советская Россия» М. Ф. Ненашев, — ибо знаю, при строгой тогда иерархии партийной власти он мог только то, что ему было отведено, и не больше. Не знаю, часто ли брал он под защиту нашего брата-редактора, когда над его головой зависал меч расправы, но знаю, что не был он инициатором такой расправы».
Отличался объективностью и здравомыслием. Чаще всего любая серьезная коллизия заканчивалась у него в кабинете и не имела продолжения. Деликатный по характеру, вместе с тем был прямолинейным в суждениях, честным и правдивым в оценках, недостаточно податливым к зигзагам в идейных вопросах. Лично скромный, открытый, контактный, несколько эмоциональный.
В конце 70-х гг. возглавлял комиссию ЦК КПСС по проблемам создания отечественной индустрии видеомагнитофонов и видеозаписей. Редакторы и в аппарате ЦК называли его «Михвас». Говорил очень быстро. При К. У. Черненко 10.04.1984 г. на Пленуме ЦК КПСС выступил с докладом «Основные направления реформы общеобразовательной и профессиональной школы». По воспоминаниям участников, обсуждение было малоактивным.
После прихода к власти М. С. Горбачева постоянно ставил вопрос о вооруженности пропагандистских и идеологических кадров на новой технической основе. На ХХVII съезде КПСС (февраль 1986 г.) вновь был избран секретарем ЦК по идеологической работе, но М. С. Горбачев приставил к нему набиравшего силу и влияние А. Н. Яковлева, тоже избранного секретарем ЦК по этим же вопросам. Было очевидно, что дни М. В. Зимянина как идеолога сочтены.
По словам М. С. Горбачева, был способен лишь проклинать мировой империализм. На январском (1987) Пленуме ЦК М. В. Зимянин был освобожден от должности секретаря ЦК КПСС по личной просьбе в связи с уходом на пенсию.
По словам Анатолия Громыко, сына А. А. Громыко, М. В. Зимянин «искренне болел за советскую власть, за социализм. Он для них, безусловно, многое сделал. Из разговоров с ним у меня сложилось твердое впечатление, что Михаил Васильевич особенно переживал за русский народ, считая, что его нужды в государстве удовлетворяются крайне недостаточно.
Зимянин в составе советского руководства был настоящим русофилом». Депутат Верховного Совета СССР 2, 3, 7–11-го созывов. Герой Социалистического Труда (1974). На пенсии с января 1987 года. Умер в 1995 году. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве. (Зенькович Николай)
В 1956—1958 годах был послом СССР во Вьетнаме, с 1960 по 1965 годы — в Чехословакии.
В 1965 году становится заместителем министра иностранных дел СССР, но вскоре переводится на должность главного редактора газеты «Правда», на которой проработал более 10 лет, до 1976 года. С 1966 по 1976 год председатель правления Союза журналистов СССР.
В марте 1976 года на Пленуме ЦК КПСС избран секретарём ЦК КПСС, под руководством М. А. Суслова курировал идеологические вопросы (наука, образование, культура, спорт, СМИ и др.). В секретариате ЦК он сменил П. Н. Демичева, освобождённого от обязанностей секретаря в 1974 году и назначенного министром культуры СССР.
М. В. Зимянин был в очень неприязненных отношениях с Первым секретарём ЦК Компартии Белорусской ССР П. М. Машеровым, из-за бескомпромиссной борьбы последнего с любыми проявлениями белорусского национализма. В свою очередь, М. В. Зимянин всячески покровительствовал белорусскому писателю В. Быкову, видя в нём белорусского «самобытчика».
На заседании Политбюро ЦК КПСС 29 августа 1985 года, обсуждавшем вопрос о просьбе А.Сахарова разрешить Е.Боннэр выезд за границу, Зимянин заявил:
Можно не сомневаться, что на Западе Боннэр будет использована против нас. Но отпор её попыткам сослаться на воссоединение с семьёй может быть дан силами наших учёных, которые могли бы выступить с соответствующими заявлениями. Тов. Славский прав — выпускать Сахарова за границу мы не можем. А от Боннэр никакой порядочности ожидать нельзя. Это — зверюга в юбке, ставленница империализма.(Википедия)
Патоличев – Зимянин: неудавшаяся замена.
В июне 1953 года в Москве сочли нужным заменить почти три года работавшего первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии русского Н.С.Патоличева на белоруса М.А.Зимянина, недавнего второго секретаря ЦК КПБ, ставшего к тому времени сотрудником министерства иностранных дел СССР.
Вопрос о замене Н.С.Патоличева на М.В.Зимянина перед Президиумом ЦК КПСС – так после XIX съезда партии стало называться Политбюро – поставил именно Берия. Постановление «Вопросы Белорусской ССР» 12 июня 1953 года Президиум принял по его записке. Разумеется, писал ее Лаврентий Павлович не потому, что был озабочен должностным ростом Михаила Васильевича. Он руководствовался иными соображениями, а Зимянину предстояло стать инструментом в достижении поставленных целей или жертвой в случае неудачи.
«Лубянский маршал», как его называли за глаза, похоже, к смерти «вождя всех народов» подготовился лучше других сподвижников генералиссимуса, потому начал действовать немедленно, настойчиво и бесцеремонно. Уже на июльском пленуме ЦК КПСС, на котором рассматривался вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия», В.М.Молотов говорил, что он звонил ему и спрашивал, почему «премьер-министра на сессии Верховного Совета, предложенного партией, рекомендует не секретарь Центрального Комитета Хрущев», а он. Ответ был кратким: «Нет, я»….
Еще 19 марта началась смена руководителей МВД в союзных республиках и в большинстве регионов РСФСР. В Минске с должностью министра внутренних дел расстался русский М.И.Баскаков, которого сменил уроженец Петриковского района М.Ф. Дечко. В Могилеве с поста областного управления внутренних лишился полковник Почтенный, поскольку был русским. Как потом утверждал Патоличев, Берия «без ведома ЦК Белоруссии снял с руководящих постов русских, украинцев… Готовилась такая замена до участкового милиционера включительно». Казалось бы, все идет нужным для него чередом. Президиум ЦК КПСС 10 апреля принял постановление, одобряющее «проводимые тов. Берия Л. П. меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании фальсифицированных дел на честных людей, а также мероприятия по исправлению последствий нарушений советских законов»….
В то же время Берия не мог не понимать, что усилий, предпринимаемых только в союзной столице явно недостаточно. Потому по его запискам Президиум ЦК КПСС принял специальные постановления по трем республикам: 26 мая – «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украинской ССР» и «О положении в Литовской ССР», 12 июня – «Вопросы Белорусской ССР». Во всех трех документах главной причиной недостатков были названы «извращения ленинско-сталинской национальной политики», выразившиеся в том, что на руководящую работу мало выдвигались местные кадры, а в деловых отношениях и системе просвещения господствовал русский язык. Малым числом местных выдвиженцев в органах партийной и государственной власти объяснялось даже существование бандеровщины на Украине и националистического подполья в Литве. Ставилась задача «добиться изжития огульного недоверия к западноукраинским кадрам» и «обеспечить их наличие в руководящем составе ЦК КП Украины и в Правительстве Украинской ССР». Первый секретарь ЦК КП Украины Л.Г.Мельников, русский по национальности, был освобожден от занимаемой должности….
Глава ЦК Компартии Литвы А.Ю. Снечкус остался при должности, поскольку был литовцем, однако оценка положения дел в республике была такой же: «огульное недоверие к литовским кадрам». Главной целью названо их «выращивание и широкое выдвижение… во всех звеньях партийного, советского и хозяйственного руководства». Требовалось «отменить ведение делопроизводства во всех партийных, государственных и общественных организациях Литовской ССР на нелитовском языке… Заседания Совмина, бюро и пленумов ЦК КП Литвы, а также городских и районных комитетов партии и исполкомов Советов депутатов трудящихся проводить на литовском языке».
Постановление, касающееся БССР, было самим коротким. Его констатирующая часть состояла всего из двух абзацев. В первом отмечалось, что и «в Белорусской ССР совершенно неудовлетворительно обстоит дело с выдвижением белорусских кадров на работу в центральные, областные, городские и районные партийные и советские органы. При этом особенно неблагополучным является привлечение на руководящую работу в партийные и советские органы западных областей Белорусской ССР коренных белорусов — уроженцев этих областей, что является грубым извращением советской национальной политики». Во втором было указано на наличие «серьезных недостатков в колхозном строительстве». Постановляющая часть требовала «освободить т. Патоличева Н. С. от обязанностей первого секретаря ЦК КП Белоруссии, отозвав его в распоряжение ЦК КПСС», и вместо него «рекомендовать первым секретарем ЦК КП Белоруссии т. Зимянина М. В., члена ЦК КПСС, быв[шего] второго секретаря ЦК КП Белоруссии, освободив его от работы в Министерстве иностранных дел СССР». Третий пункт обязывал ЦК КПБ «выработать необходимые меры по исправлению отмеченных извращений и недостатков и обсудить их на Пленуме ЦК КП Белоруссии. Доклад на Пленуме ЦК КП Белоруссии поручить сделать т. Зимянину».
Почему выбор Берии пал именно на Зимянина? Надеяться на то, что будет обнаружен готовый ответ, зафиксированный рукой Лаврентия Павловича, не стоит, но, конечно же, делая ставку на недавнего второго секретаря ЦК КПБ, он хорошо изучил личное дело Михаила Васильевича. И знал не только о том, что тот, в пятнадцать начав трудовую жизнь рабочим паровозоремонтного депо в Витебске, в двадцать шесть уже возглавил ЦК белорусского комсомола, во время войны на оккупированной гитлеровцами территории занимался формированием подполья и партизанским движением, после нее стал министром просвещения, затем секретарем, вторым секретарем ЦК КПБ. Берия не мог не заметить, что Зимянин обладает цепкой хваткой, умеет, «когда партия прикажет», идти напролом. «Небольшого роста, щуплый, подвижный как ртуть» – так характеризовал его руководивший в 1988–1991 годах международным отделом ЦК КПСС дипломат и историк Валентин Михайлович Фалин.
Вступительная беседа Берии с Зимяниным прошел по телефону. Как следует из «Объяснения М.Зимянина Н.С.Хрущеву о содержании разговоров с Л.П.Берия», датированного 15 июля 1953 года, их было две, а «первый телефонный разговор состоялся незадолго (за 3 или 4 дня, даты точно не помню) до принятия постановления Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 г. «Вопросы Белорусской ССР»… Позвонил работник из секретариата Берия и предложил мне позвонить по кремлевскому телефону Берия… Берия спросил, как я попал в МИД? Я ответил, что… состоялось решение Президиума ЦК, в соответствии с которым я и работаю в МИД СССР. Затем Берия спросил, знаю ли я белорусский язык. Я ответил, что знаю. После этого Берия сказал, что вызовет меня на беседу, и повесил трубку».
Звонок из аппарата Берия изрядно встревожил Зимянина. Он сразу же доложил об этом самому В.М.Молотову, который тогда руководил министерством иностранных дел СССР. Притом докладывал дважды. По телефону и устно. Предположив, что Берия намерен забрать его в структуры МВД, Михаил Васильевич сказал Вячеславу Михайловичу, что хотел бы остаться в его подчинении, намекнув таким образом, что переход под крыло «лубянского маршала» его никак не прельщал.Однако Молотов «дал понять, что речь идет об ином предложении, против которого ему трудно возражать. Умолчал министр, отмечено в объяснении, и о записке Берия, направленной в Президиум ЦК КПСС и касающейся БССР.
Второй телефонный звонок поступил 12 июня – в день принятия постановления «Вопросы Белорусской ССР». Зимянину было предложено явиться на беседу «в понедельник, 15 июня 1953 г.». Она состоялась вечером и длилась около двадцати минут. Берия заявил, что «решение о моем назначении в МИД было ошибочным, неправильным, не мотивируя, почему». Ответ по принципу «мое дело солдатское», все решал ЦК, а он, Зимянин, должен не рассуждать, «правильно ли это или неправильно, а обязан выполнять решение, как и всякое другое». Последовал вопрос и о том, как недавний второй секретарь ЦК КПБ оценивает Патоличева. Не дав сформулировать ответ, «Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев — плохой руководитель, пустой человек». Затем он сообщил, что «он написал записку ЦК КПСС, в которой подверг критике неудовлетворительное положение дел в республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством. Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать».
А далее из его уст последовало весьма серьезное предупреждение и не менее серьезная рекомендация. Предупреждение, сообщал Зимянин, стояло в том, что на новой работе он «не должен искать себе «шефов», чем, по мнению Берии, грешили его предшественники. Попытки отделаться общими словами, что «шеф» в партии есть один — Центральный Комитет» не были приняты, «Берия вновь заявил мне, чтобы я не искал себе «шефов»». Притом, уточняет Зимянин, это уже прозвучало весьма резко, как явная угроза, потому пришлось ответить, что он учтет совет. А рекомендация состояла в том, на кого должен будет опираться новый первый секретарь ЦК КПБ: «надо поддерживать чекистов, у них острая работа, а долг чекистов — поддерживать Вас». Притом Берия подчеркнул это дважды. Затем пересказал основные положения записки, посвященной белорусским делам, о которой Зимянин еще ничего не знал, сообщил, что уже назначен новый белорусский министр внутренних дел, в третий раз посоветовал не искать себе «шефов».
В своем объяснении Зимянин не скрывал, что был не на шутку встревожен. В тоже время, можно не сомневаться, он понимал, что выбора у него нет, тем более, что уже было принято соответствующее постановление Президиума ЦК КПСС, которое делало его фактическим главой БССР. Уже вечером он уехал в Минск. Через много лет он жаловался, что его ”тогда просто загнали из Москвы в Минск” по партийному правилу “надо”, но за дело он взялся довольно рьяно. Готовился доклад, проводились совещания с активом, в срочном порядке подбирались новые кадры для замены тех, кто должен был так же срочно уйти. Вопрос о том, качественной ли будет предстоящая замена, похоже, не всегда стоял на первом месте.
Вот как уже на пленуме об этом говорил первый секретарь Волковысского райкома партии А.Ф.Бурлаков: «Подобрано и утверждено в бюро райкома 6 человек из местных… Новый состав аппарата будет иметь 65 процентов белорусов, 30 процентов русских, 5 – иной национальности». При этом признал, что «взяли в аппарат молодых коммунистов, принятых в члены партии в 1953 году», что «у них нет никакого опыта руководящей работы», в этом же направлении «мы ведем работу по советским, сельскохозяйственным, заготовительным и финансовым кадрам». Местное происхождение стало считаться чуть ли не главным достоинством, уйти же предстояло русским. Через много лет М.В.Зимянин в интервью газете «Звязда» привел слова Н.С.Хрущева из его воспоминаний, который писал, что «линия на выдвижение национальных кадров в руководстве союзных республик всегда была налицо», но Берия «поставил этот вопрос под резким углом антирусской направленности… Он хотел сплотить националов и объединить их против русских».
Первый секретарь ЦК Компартии Литвы А.Ю.Снечкус отмечал, что в Литве постановление, принятое по записке Берия, националы восприняли с одобрением, по республике сразу же пошли разговоры о том, что как только уедут русские партийцы, «литовских коммунистов перебьем, как кроликов».
Постановление Президиума ЦК КПСС для Патоличева не стало неожиданностью. Еще до его выхода неприятную новость ему сообщил госбезопасности БССР М.И.Баскаков. Ему же, как сказано в книге «Совестью своей не поступись», все рассказал его коллега П.П. Кондаков, который был министром госбезопасности Литвы, а до Литвы некоторое время работал заместителем министра госбезопасности СССР, так что связи в Москве у него оставались. Николай Семенович сразу же поехал к Маленкову и задал соответствующие вопросы. Тот ответил, что такого разговора не было. Хрущев тоже сказал, что украинское дело белорусского продолжения иметь не будет, спокойно возвращайся в Минск. Был звонок и Берии с просьбой о встрече, но тот от нее уклонился. Значит, подумал Патоличев, события все-таки развиваются в том русле, о котором говорили Кондаков с Баскаковым, а секретари ЦК не знают или делают вид, что не знают. Через неделю позвонил Хрущев, пригласил в Москву и сообщил о предстоящем освобождении. Никакие доводы Патоличева приняты не были. Тогда он попросил разрешения не присутствовать на пленуме, где будет обсуждаться организационный вопрос, уверенно рубанув: «Пленум меня поддержит». Хрущев возразил, что есть решение ЦК, которое надо выполнять, Патоличев еще раз заявил, что пленум поддержит его, а не Зимянина.
Вопрос «Об очередном пленуме ЦК КП Белоруссии» на заседании бюро ЦК КПБ был рассмотрен 17 июня без Николая Семеновича. Решено было созвать его 25 июня 1953 года. Зимянин был уже в Минске. Шли активные беседы с секретарями обкомов, горкомов, райкомов, деятелями культуры и искусства. Цель – беспощадно раскритиковать недостатки и ошибки в национальном вопросе, руководстве сельским хозяйством и работу первого секретаря. На заседании бюро, на котором обсуждался доклад, подготовленный к предстоящему пленуму, Патоличеву дали место на дальнем торце стола, поскольку, говорится в его воспоминаниях, «он должен был чувствовать себя уже в роли постороннего»….
Как пишет в своей книге В.И.Шарапов, поначалу многое свидетельствовало о том, что пленум пройдет так, как и предусмотрено в Москве и теми в Минске, кто его готовил. Доклад прозвучал на белорусском языке. По-белорусски говорили 23 выступающих из 27, на русском произносили свои речи только Патоличев, которому предстояло уйти, секретарь ЦК Горбунов и первый секретарь Волковысского райкома партии А.Ф.Бурлаков, да и тот свою «дерзость» объяснил тем, что недавно работает в республике, на что Зимянин ответил, что «пользование русским языком не запрещается». В докладе после краткого пересказа истории БССР и напоминания о том, что “партия учит нас быть непримиримыми к любым отклонениям от советской национальной политики”, рисовалась совершенно негативная картина по всем аспектам:…
…Потому в соответствии в принятым в ЦК КПСС постановлением: –пленуму надо принять решение, что работа ЦК КПБ, Совета Министров, местных партийных, советских органов должна вестись на белорусском языке.
–следует восстановить преподавание на белорусском языке в высших учебных заведениях, в белорусских школах;
– партийным организациям предстоит серьезно заняться и тем, чтобы учреждения культуры, торговли и. т.д. обслуживали трудящихся республики на белорусском языке.
Правда, подчеркивалось, что новые правила не означают “требования говорить в Белорусии только на белорусском языке”, потому что “такая постановка вопроса была бы неправильной, непартийной”, в республике ведь живут тысячи русских, украинцев, евреев, трудящихся других национальностей, а “русский и белорусский народы неразрывно связаны единством происхождения и священными традициями совместной многовековой борьбы против всех иноземных захватчиков, в которой великий русский народ всегда выступал как верный друг белорусского народа”. Тем не менее, тогда из уст Зимянина с трибуны пленума прозвучали слова, которые ему потом не давали забыть: “Те,- кто посчитает более целесообразным перейти в условия, где для них будут возможности работать на родном языке, пусть обращаются в партийные органы, где они получат возможность перевестись на работу в соответствующие республики и области». Иными словами, сказано было то, что через полвека стало политической кричалкой: «Чемодан–вокзал–Россия!».
Столь же категоричными в докладе были суждения о сельском хозяйстве. ……Доклад завершился при полном молчании зала. Да и вряд ли следовало ожидать аплодисментов после столь мрачной картины, нарисованной человеком, которому предстояло стать новым главой ЦК. Притом от людей, которые считали, что в целом успешно преодолевают послевоенную разруху и не раз слышали от Москвы иные оценки. Вскоре, не исключено, может начаться поиск и наказание виновных, в том числе и среди сидящих в зале. Не добавляло оптимизма и то, что такая резкая критика прозвучала из уст человека, который еще каких-то два месяца назад был в республике одним из руководителей и процесса хозяйственного восстановления, и определения методов подъема экономики и культуры, и, конечно же, подбора кадров.
Трудно было сразу же принять на веру и то, что Патоличев, с которым они работали уже три года, замеченный и выдвинутый самим Сталиным, вдруг оказался столь никчемным. Очевидной была и явная нереальность некоторых задач. Да, лекции в вузах читаются на русском языке. В недавно открытом архитектурном отделении политехнического института, занятия ведут люди, приглашенные из Москвы, Ленинграда, Одессы, поскольку своих просто нет. В западных областях республики, где только после войны появились институты и техникумы, доморощенных кадров в достаточном количестве просто не могло быть. И в то же время вышедшеее постановление главного партийного штаба следовало выполнять.
Оказавшись между стенкой реалий и скамейкой новых требований, да еще и столь неожиданных и жестких, участники пленума ЦК КПБ пребывали в некотором недоумении, тем не менее, не заторопились все сваливать на одного человека, хотя его имя было названо в постановлении, подписанном главным начальством большой страны, с которым они вовсе не собрались портить отношения. Это обозначилось с первых же выступлений по докладу, обсуждение которого началось назавтра в 12 часов дня. Вечер, скорее всего, был использован для приватного обсуждения свалившихся на голову обстоятельств.
Девятым на трибуну пошел сам Н.С.Патоличев. Он не мог не понимать, что это молчание – за него. Признав, что постановление ЦК КПСС «правильно вскрывает в Белоруссии наличие крупных извращений ленинско-сталинской политики нашей партии, недостатки и ошибки в работе Центрального Комитета и Совета Министров Белоруссии в руководстве колхозным строительством», без чего обойтись было никак нельзя, кое о чем все-таки напомнил собравшимся в зале. …
…Подчеркнув, «по воле партии я приехал в Белоруссию, по воле партии уезжаю», Патоличев заявил, что «после трех лет работы в Белоруссии, после того, что мы сделали положительного», несмотря на отмеченные ЦК недостатки, ему «не стыдно смотреть в глаза участникам настоящего пленума». Да, «нелегка роль первого секретаря во всех этих делах, тем более, что не всегда я находил нужную поддержку в выдвигаемых мною вопросах». Да, прав Зимянин, «в работе Центрального Комитета не было нужной коллегиальности», так как «это в Белоруссии пока трудный вопрос», но он «прилагал все силы, чтобы нормально и дружно работать, правда, на шею себе садиться не давал».
Вслед за этим все-таки произошло то, что планировалось, чего ожидали и, не исключено, к чему были внутренне готовы участник пленума. Председатель Госплана БССР И.Л.Черный выступил с прямой критикой Патоличева, и дальнейшие прения получили уже два направления. Одни ораторы продолжили концентрироваться на самобичевании и на внутренних проблемах своих ведомств и территорий. Так поступили руководитель Союза писателей П.У.Бровка, высказавший пожелание литераторам больше помогать партии своими романами, повестями, поэмами, очерками, заместитель председателя Совета Министров В.Г.Кудряев, сетовавший, что республика не справилась с планами сева, первый секретарь Минского горкома КПБ И.Д.Варвашеня, жаловавшийся на недостаток кадров в отделе культуры горкома, прокурор БССР А.Г.Бондарь, говоривший о незаконных штрафах, жалобах граждан, главный режиссер столичного театра оперы и балета Л.П.Александровская, упрекнувшая республиканские газеты, что не пишут о театрах. Патоличева никто из них не упомнил. А первый секретарь Минского обкома партии К.Т.Мазуров, говоря о виновных в искажении национальной политики, назвал сначала себя, лишь потом первого секретаря ЦК.
Для других главным объектом критики стал именно И.Л.Черный. Притом остракизму он подвергся еще будучи на трибуне, хотя упреки, высказанные Черным в адрес Патоличева, были не такими уж и острыми. В первый день прений, а они длились до 11 часов вечера, выступило двадцать человек. Никто, кроме Черного, Патоличева больше не критиковал. И никто не высказал одобрения, что на руководящую работу в Минск возвращается Зимянин. Почти все, говоря об “извращениях в национальной политике”, как было в сказано в постановлении, которое они обсуждали, в то же время упорно твердили о дружбе народов, о том, что она является движущей силой в большом государстве, о великом русском народе, об огромной помощи, которую он оказывает белорусской республике. Как через много лет писал Патоличев, “исправление” национальной политики в белорусской республике, предложенное тем постановлением, удивило, прежде всего, белорусов. Под занавес дня была создана комиссия по подготовке проекта постановления пленума. В нее вошло сорок человек, в числе которых были Зимянин, Якуб Колас и, как ни странно, Патоличев, о котором говорилось, что он отзывается в Москву.
Разумеется, то, как идет пленум, тайной для нее не было. А в Москве тоже произошло весьма важное событие, и вечером последовало три телефонных звонка в Минск. Два Патоличеву – от Маленкова и Хрущева, один Зимянину – от Маленкова. Патоличеву они сообщили, что арестован Берия, однако потребовали не разглашать это до официальной публикации в прессе, и дали понять, что не будут настаивать на его снятии с должности первого секретаря ЦК КПБ. С Зимяниным разговор был иным: ”Слушайте, у нас тут обстоятельства складываются так, что что мы посоветовались и решили: а не оставить ли нам Патоличева в Белоруссии…”. Об аресте Берия ему сказано не было. Даже через много лет Зимянин признавался: “Мне невдомек было, что в этот день, 26 июня, арестовали Берия”. Значит, ситуация изменилась в чем то ином. В любом случае ему пришлось готовиться к еще одному выступлению на пленуме, притом сказать предстояло то, что еще сутки назад не могло присниться и в кошмарном сне.
Назавтра прения продолжились в прежнем ключе. … После двадцатиминутного перерыва на трибуну снова вышел М.В.Зимянин. О дальнейших событиях Михаил Васильевич рассказывал следующее. «Возвращаюсь в зал заседаний, выхожу на трибуну: «Товарищи! Звонили из Москвы…». Не зная всей подоплеки, продолжаю: «В Москве есть мнение: с учетом хода Пленума оставить товарища Патоличева на посту первого секретаря. Давайте решим».
До этого обсуждение шло достаточно оживленно: звучали выступления и с критикой и с добрыми словами. Теперь же итоги дебатов были фактически предрешены. Проголосовали, естественно, за то, чтобы «просить Президиум ЦК КПСС пересмотреть постановление ЦК КПСС от 12 июня с.г. в отношении тов. Патоличева Николая Семеновича и оставить его первым секретарем ЦК КПБ». Объявили перерыв. Я позвонил Маленкову. «Хорошо,- сказал тот.- Позднее мы Вас информируем о нашем решении».
О том, как события развивались дальше, Зимянин рассказал в публикации в журнале “Неман”: “Поздно вечером захожу к Патоличеву. Поздравил его, а потом спрашиваю: «Будьте добры, скажите, говорили ли Вы с Хрущевым? Что означают подобные повороты?».
– А разве ты не знаешь? Берия арестован. В этом весь вопрос!
– Николай Семенович, будем считать наш разговор законченным. Желаю вам успехов, а сам, с вашего разрешения, завтра уезжаю в Москву. Надеюсь, что здесь я с вами больше не встречусь».
Приведенный диалог красноречив последней фразой, ведь пожелание никогда не встречаться в Минске значило, что приступать к обязанностям главы правительства БССР он не собирался. В Москве в секретариате Хрущева Зимянин попросил «доложить Центральному Комитету о моей просьбе: разрешить мне вернуться в Москву». Вскоре он снова принял Четвертый европейский отдел МИДа, которым в его отсутствие руководил Ю.В.Андропов. Точку в рекомендации Зимянина на должность председателя Совета Министров БССР поставил очередной пленум ЦК КПБ, состоявшийся 24 июля 1953 года и принявший два решения, касающиеся Зимянина. Одно гласило: «Отменить постановление IV пленума ЦК КПБ о рекомендации т. Зимянина М.В. на пост председателя Совета Министров БССР”. В протоколе пленума содержится разъяснение: “ЦК КПСС счел нецелесообразным посылать тов. Зимянина в Белоруссию в качестве председателя Совета Министров БССР, хотя была, как известно, просьба пленума ЦК, и направил его на работу в Министерство иностранных дел”. Одновременно он был освобожден от обязанностей второго секретаря и члена бюро ЦК, “поскольку это не было сделано на прошлом пленуме”.
Тогда же был решен вопрос о главе белорусского правительства. По согласованию с ЦК КПСС на эту должность бюро ЦК КПБ рекомендовало “т.Мазурова, нынешнего первого секретаря Минского обкома”. Решение “утвердить т. Мазурова Кирилла Трофимовича председателем Совета Министров БССР” было единогласным. Отозванного в Москву М.И.Баскакова восстановили в должности министра внутренних дел БССР и избрали членом бюро ЦК КПБ. Пробывший несколько недель министром М.Ф.Дечко стал его первым заместителем. А 17 августа 1957 года бюро ЦК КПБ рассмотрело вопрос “О лишении Л.П.Берия полномочий депутата Верховного Совета БССР”. Было и такое звание у “лубянского маршала”.
Спустя много лет Зимянин говорил о том, что тогда он оказался игрушкой в руках не только Берия, но и Хрущева, которому, дескать, было не жалко Зимянина, ведь он являлся любимым учеником десять лет руководившего БССР Пантелеймона Пономаренко, заметившего в Могилеве подвижного паренька и вырастившего его до секретаря ЦК КПБ. А с Патоличевым у Никиты Сергеевича, наоборот, мол, были хорошие отношения, вместе с ним они работали на Украине, интриговали против Кагановича. Направляя Зимянина Минск, вспоминал потом Михаил Васильевич в беседе в корреспондентом “Звязды”, Хрущев не случайно советовал ему не торопиться, тянул время, чтобы замена не состоялась до ареста Берия.
Насколько сказанное соответствует тому, что на самом деле было, теперь уточнить невозможно. Конечно же, операция против Берия готовилась не один день, и жертвы в ходе нее не исключались. Тянул ли Хрущев время? Возможно. Ведь, если бы речь шла о быстрой замене Патоличева на Зимянина, то это можно было сделать в первый же день пленума и уже потом вести обсуждение задач, записанных в постановлении. Да и приглашать на пленум, помимо членов ЦК, еще несколько сотен человек не было большого резона. Но здесь как раз тот случай, когда история сослагательного наклонения иметь не может. Несомненно, эти вопросы мучили Михаила Васильевича всю его оставшуюся жизнь, несмотря на то, что она продолжилась весьма успешно. Он долгое время работал послом во Вьетнаме и Чехословакии, возглавлял главную партийную газету “Правда”, много лет являлся секретарем ЦК КПСС, был награжден пятью орденами Ленина, удостоен звания Героя Социалистического Труда.
В июле 1956 года Н.С.Патоличев был переведен в Москву и тоже в министерство иностранных дел, но на должность куда более высокую чем та, которую тремя годами до этого получил Зимянин. Правда, Михаил Васильевич к тому времени пребывал уже в Ханое в кресле советского посла. Еще через полтора года Николай Семенович стал первым заместителем министра иностранных дел СССР, но спустя несколько месяцев был назначен на должность союзного министра внешней торговли, которую занимал двадцать семь лет. Был дважды улостоен звания Героя Социалистического Труда, одиннадцать раз отмечен орденом Ленина, который являлся высшей государственной наградой в СССР – столько имел только маршал Д.Ф.Устинов.
Всевышний распорядился так, что и Зимянину, и Патоличеву для пребывания на грешной земле был отведен равный срок – 81 год каждому. Однако желание Михаила Васильевича никогда больше не стречаться с Николаем Семеновичем не сбылось. Предположить, что посол Зимянин в своей работе не пересекался с заместителем министра иностранных дел Патоличевым вряд ли возможно. Так же маловероятно, что не было контактов у главного редактора “Правды” и секретаря ЦК КПСС Зимянина с министром внешней торговли Патоличевым. Вот что об этом написал Михаил Бублеев: “С Н.С.Патоличевым при встречах Зимянин держался предельно вежливо, но всегда соблюдал дистанцию и всячески избегал какого бы то ни было неофициального общения. Не скрывал своей антипатии к Зимянину и Патоличев. Хорошо знавший обоих журналист из «Правды» недоумевал: «Два умнейших человека так и остались непримиримыми, не смогли перешагнуть через личную неприязнь, глубоко засевшую в их сознании». Сам Патоличев в упомянутой книге о взаимоотношениях с Зимяниным не сказал ничего.
О белорусском периоде в своего бытия Николай Семенович всегда вспоминал с исключительной теплотой. Он, конечно же, понимал, что в тот злополучный момент его судьба зависела не только от пленума в Минске. Случись так, что Берия взял верх в борьбе за власть, она вряд ли сложилась бы успешно. Да и тех, кто медлил с выполнением поступившей из Москвы установки или пытался что-то возражать, по голове не погладили бы. Но он был абсолютно уверен, что сопротивление его снятию на пленуме откровенно наличествовало. Ведь белорусским партийцам проще да и безопаснее было просто щелкнуть каблуками, тем более, что с многими проводились специальные беседы о том, как следует поступить. По крайней мере, Якуб Колас, признавался Патоличеву, что с ним она была. Тем более, все знали, кто такой Берия, хорошо помнили времена Цанавы. Спустя годы, Николай Семенович говорил, что Берия во многом строил свой расчет на том, чтобы сыграть на национальных чувствах, однако, «к счастью и великой чести белорусов, они никогда не страдали национализмом». Тогда, по его мнению, победил не он, тогда устояли как раз участники пленума.
А вот Зимянин до конца своих дней так и не согласился, что его белорусы не приняли, что они отстояли Патоличева. По его мнению, так сложились обстоятельства, о чем он сказал и в интервью газете «Звязда». Впрочем, сам себя и опроверг словами, что как только он сообщил участникам пленума о готовности Москвы изменить решение о том, кому быть первым секретарем, те «прагаласавалі, вядома ж, за тое, каб прасіць Цэнтральны Камітэт партыі пакінуць таварыша Патолічава…». Избрать Зимянина не предложил никто.
Зимянин о событиях 1953 г.
…Он избегал говорить об этом периоде. Напоминания причиняли ему боль. Даже когда во времена горбачевской гласности стали появляться публикации, в которых искажалась суть событий в Белоруссии в марте-июне пятьдесят третьего года и роль М.В.Зимянина в этих событиях, он предпочитал отмалчиваться. Только на исходе дней нашел в себе силы рассказать близким о том, что долгие годы таил в памяти. Мог ли он предвидеть, что определенные политические силы в постсоветской Белоруссии попытаются использовать его имя, выхватив из драматических событий лета пятьдесят третьего года идею «белоруссизации» и вновь попытаются развести русских и белорусов…
…В.М.Молотов поддержал Зимянина, упомянув его как «хорошего товарища» на июльском Пленуме ЦК КПСС, участники которого в течение шести дней осуждали «преступные антипартийные и антигосударственные действия Берии и его приспешников».
А ведь к таким приспешникам мог быть причислен и М.В.Зимянин. Н.С.Хрущев в своих «Воспоминаниях», изданных впервые на Западе в начале семидесятых годов, уверял, что линия на выдвижение национальных кадров в руководства союзных республик «всегда была налицо в партии. Но он (Берия – М.Б.) поставил этот вопрос под резким углом антирусской направленности в выращивании, выдвижении и подборе кадров. Он хотел сплотить националов и объединить их против русских. Всегда все враги Коммунистической партии рассчитывали на межнациональную борьбу, и Берия тоже начал с этого…»
Лишь в начале девяностых годов Михаил Васильевич в беседе с белорусским журналистом согласился поговорить о событиях почти полувековой давности. То, что произошло с ним в пятьдесят третьем, он во многом объяснял ненавистью Хрущева к П.К.Пономаренко и его окружению.
«Направляя меня в Минск, за две недели до ареста Берии, Хрущев уже все решил. Об этом мне позднее говорил один из его помощников. Перед поездкой Никита Сергеевич давал мне такие наставления: «Деликатно проконсультируйтесь у осведомленных людей, как там в Минске, какие ошибки допущены руководством, как их лучше исправить. Используйте эти две недели для того, чтобы подготовить Пленум надлежащим образом. Вам же его вести». Думаю, что, нацеливая меня на проведение «консультаций» с белорусами, Хрущев хотел потянуть время, чтобы я до расправы с Берией не успел сменить Патоличева. А с Патоличевым Никиту Сергеевича Хрущева связывали теплые воспоминания о совместной работе на Украине и борьбе с Л.М.Кагановичем. Хрущеву конечно же хотелось меня проверить, ведь я был воспитанником ненавистного ему Пономаренко. А то и подловить меня на возможных интригах в борьбе за власть.
Предстояла задуманная еще при Сталине замена русских руководителей партийных организаций Украины и Белоруссии на представителей коренных национальностей. Кстати, на Украине новым руководителем стал человек Хрущева – Алексей Илларионович Кириченко.
Я же ни о чем ином не думал, кроме одного – успешно выполнить директивы Центрального Комитета. Разумеется, позволь я себе хотя бы на мгновение проявить пренебрежительное отношение к Патоличеву или выразить стремление удержать власть, все могло завершиться по-другому.
Да, в финальной истории с Берией Хрущев вел себя мужественно, он рисковал жизнью, и я ценю его за это. Но со мной он вел бесчестную игру. Спасла меня тогда, да и спасает теперь наука моего учителя Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко: «Живи по совести!»
К В.М.Молотову Зимянин сохранил благодарно-уважительное отношение. Летом 1956 года, когда Молотова снимали с должности министра иностранных дел, Зимянина, как заведующего отделом и члена Коллегии МИДа, вызвали на заседание московского партийного актива, с расчетом на то, что он выступит с осуждением политических ошибок своего бывшего руководителя. Михаил Васильевич ограничился критикой позиции Молотова по югославскому вопросу. Молотов считал Югославию буржуазной страной и соглашался на восстановление прерванных Сталиным советско-югославских отношений только по государственной линии. Зимянин подчеркнул, что он неоднократно выражал несогласие с такой позицией министра, ведущей к ослаблению влияния Советского Союза на Балканах. Выступление М.В.Зимянина вызвало раздражение у руководителя московской партийной организации Екатерины Фурцевой: «Могли бы и больше сказать!»
Михаил Васильевич промолчал, хотя он был далек от того, чтобы идеализировать Молотова, зная много примеров его грубого, черствого и даже жестокого отношения к людям. Этим Вячеслав Михайлович разительно отличался от П.К.Пономаренко, который в послевоенные годы наказывал Зимянину, тогда секретарю ЦК Компартии Белоруссии по кадрам, занимавшемуся проверкой личного состава партийных и государственных органов республики: «Смотри, Миша, не губи людей…»…
Зимянин во Вьетнаме
…А Хрущев продолжал сводить счеты с Пономаренко. На очередном партийном съезде Пантелеймона Кондратьевича вывели из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и отправили послом сначала в Польшу, а затем в Индию. Зимянина в 1956 году «разжаловали» из членов ЦК в члены Ревизионной комиссии и услали подальше от Москвы послом в Демократическую Республику Вьетнам, только что с победой вышедшую из войны с французскими колонизаторами.
Вскоре после приезда в Ханой советский посол на основе информации, собранной дипломатами посольства и полученной по каналам военной и политической разведок, подготовил и направил в Москву шифротелеграмму. В ней сообщалось о том, что в результате деятельности направленных из Китая советников и находившихся под их влиянием некоторых членов вьетнамского руководства страна находится на грани гражданской войны. Кампания по «упорядочению» состава правящей Партии трудящихся Вьетнама и ускоренно проводимая по китайским рецептам аграрная реформа привели к массовым репрессиям. В тюрьмах и лагерях оказались десятки тысяч «направленных на перевоспитание» вьетнамцев, среди которых было немало коммунистов.
Прочитав подготовленную Зимяниным телеграмму, Хрущев пришел в ярость: «Что за ерунду пишет этот мальчишка?!» Находившемуся с официальным визитом в Индии А.И.Микояну было дано указание посетить Ханой и разобраться в ситуации на месте.
Микоян прилетел во Вьетнам. Как вспоминал М.В.Зимянин, «был спор, даже ругань», но послу удалось доказать свою правоту в оценке ситуации. После переговоров с А.И.Микояном Председатель Компартии ДРВ Хо Ши Мин, по выражению Зимянина, «заблокированный реформаторами», настоял на прибытии в Ханой одного из китайских лидеров, члена Политбюро ЦК Компартии Китая Чень Юня, ведавшего экономическими вопросами. В результате двухдневных дискуссий с участием советских представителей была достигнута договоренность об отзыве китайских инструкторов. На срочно созванном Пленуме был избран новый Генеральный секретарь Партии трудящихся Вьетнама Ле Зуан, до этого работавший в подполье в Южном Вьетнаме. Аграрную реформу приостановили до «ликвидации перегибов». Были прекращены репрессии, затронувшие каждого второго коммуниста. Освобождены из заключения безвинно осужденные.
Хо Ши Мин высоко оценил поддержку советской стороны в сложной для него ситуации. К послу он относился с особым расположением, часто приглашал в свою резиденцию, советовался, откровенно говорил о наболевшем, расспрашивал о белорусских партизанах, вспоминал о своей работе в Коминтерне. Зимянин испытывал к Хо Ши Мину огромное уважение, почитая его как одного из самых выдающихся политических деятелей современности. Чем-то они даже были похожи внешне: оба малорослые, худощавые , подтянутые, приветливо улыбающиеся.
Через многие годы вьетнамские друзья отметят с Михаилом Васильевичем его семидесятилетие, наградив Золотым орденом Хо Ши Мина за особые заслуги в деле укрепления советско-вьетнамской дружбы.
Хрущев был чрезвычайно обрадован тем, что советским дипломатам удалось помочь вьетнамцам в преодолении тяжелого политического кризиса. Авторитет и влияние СССР возросли не только во Вьетнаме, но и во всем регионе Юго-Восточной Азии. Напротив, позиции китайцев в ДРВ заметно ослабли.
После вьетнамского эпизода Хрущев изменил свое отношение к Зимянину. По возвращении в Москву в 1958 году Михаил Васильевич был назначен заведующим Дальневосточным отделом МИДа и вновь введен в Коллегию министерства.
Зимянин сопровождал Хрущева в поездке в Китай в 1959 году. Переговоры с Мао Цзэдуном и другими пекинскими лидерами Никита Сергеевич оценивал, как «дружеские, но безрезультатные». Работой Зимянина он остался доволен, о чем и сказал своим помощникам.
Зимянин и Горбачев
На январском Пленуме ЦК КПСС 1987 года Михаил Васильевич Зимянин был освобожден от обязанностей Секретаря ЦК КПСС с классической формулировкой – «по состоянию здоровья». В данном случае формулировка полностью соответствовала действительности. У Михаила Васильевича была тяжелая форма астмы.
Домой с Пленума Зимянин вернулся растроганным. Товарищи тепло поблагодарили за работу. М.С. Горбачев даже обнял его на прощание.
В течение двух лет Зимянин оставался в составе Центрального Комитета, пока Горбачев не решился избавиться от большой группы старых коммунистов, которые оказывали определенное сдерживающее влияние на политику, проводимую им и его ближайшими сподвижниками А.Н.Яковлевым и Э.А.Шеварднадзе.
В апреле 1989 года Михаила Васильевича пригласили на Старую площадь к Горбачеву. В приемной секретариата встречи с Генсеком дожидались еще десять пенсионеров – членов ЦК.
Старики в течение полутора часов внимательно слушали обтекаемые рассуждения Горбачева о ситуации в стране, в мире, о необходимости обновления партийного руководства.
Первым не выдержал Зимянин: «Михаил Сергеевич, ты прямо скажи, что от нас нужно Политбюро? Ввести в ЦК молодых? Пожалуйста. Многие из нас вышли на пенсию, просьбы об освобождении напишем. Этого ты хочешь?»
Горбачев был доволен: «Ну, в общем-то, вы мою мысль поняли правильно».
На следующий день у Горбачева собралось уже более сотни человек. Генеральный секретарь, показывая на Зимянина и других участников вчерашней встречи, провозгласил: «Вот одиннадцать уважаемых членов ЦК проявили инициативу, так сказать, для привлечения к управлению партией молодых энергичных кадров. Для перестройки это важно. А как вы считаете, товарищи?» «Товарищи» все поняли правильно считали и сдали свои мандаты на ближайшем Пленуме ЦК. Таким образом из ЦК были выведены сто десять опытнейших, заслуженных коммунистов. Только один член ЦК, крепкий оборонщик, министр среднего машиностроения Ефим Павлович Славский жестко заявил Горбачеву: «Съезд меня избрал, съезд и освободит!»
«Заявление ста десяти» о сложении полномочий членов ЦК, по просьбе Генерального секретаря, написал Зимянин. После Пленума Горбачев пригласил к себе Михаила Васильевича и поблагодарил его за поддержку.
– Одно бы Вам хотел сказать напоследок, Михаил Сергеевич, – теперь на «вы» обратился к Горбачеву Зимянин. – Больше надо думать о русском народе, беречь его. В нем вся мощь государства. Поболейте за него…
– Погоди, погоди, Михал Васильич, – заулыбался Горбачев, – да ты, оказывается, державный… На том разговор и закончился.
Анатолий Андреевич Громыко рассказывал в своей книге о том, как Зимянин говорил с Горбачевым об отношении к русскому народу. Как-то гуляя в сквере у Патриарших прудов, Громыко увидел сидевших на лавочке Зимянина и Капитонова. Он подошел к ним, поздоровался. «Анатолий, присаживайся,- сказал Михаил Васильевич.- Что это за газетенку ты держишь?»
Этим утром я купил в киоске прибалтийскую газету. Как это Зимянин ее узрел? Он мне тут же дал указание: – И не читай, выброси в мусорную корзину.
– Здесь много пишут о событиях в Прибалтике,- сказал я.- Надо знать тамошние настроения, чтобы понять, что там происходит.
– Я говорил Горбачеву, когда уходил на пенсию, что если он будет обижать русских, ему не сдобровать»…..
…Особенно остро сознавая быстротечность отведенного ему времени, он спешил изложить на бумаге самое важное из того, что он, мучаясь ночами от переполнявших его беспокойных размышлений, твердо определил для себя в конце жизни:
«Я во многом грешен. Многого не сделал. О многом не подумал. Во многом заблуждался. Допустил много ошибок. Утешает лишь то, что всегда старался честно служить Родине. С этим и умру! Люблю мое поколение, некогда могучее, а теперь напоминающее вырубленный лес. Нам выпала честь трудиться и сражаться на протяжении большей части уходящего двадцатого века, по моему разумению, одного из самых противоречивых периодов в жизни всего человечества».
Такова последняя запись в рукописи незавершенных воспоминаний. (ИЗ ПОКОЛЕНИЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Очерк истории русской партии в ХХ веке)
Главный редактор газеты «Правда» Михаил Зимянин. 01. 06. 1965 РИА Новости
Михаил Зимянин, 1943 год
Лит.: Зенькович Николай. ЗИМЯНИН Михаил Васильевич. Самые закрытые люди. От Ленина до Горбачева: Энциклопедия биографий
Зимянин, Михаил Васильевич // Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Михаил Бублеев. (Михаил Бублеев – под таким псевдонимом выступал в печати сын Зимянина.) ИЗ ПОКОЛЕНИЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Очерк истории русской партии в ХХ веке // http://www.voskres.ru/history/zimyanin.htm
Яков Алексейчик. Патоличев – Зимянин: неудавшаяся замена. Части 1,2. Журнал «Беларуская думка» №11. 2016