Никаких поисков новых архитектурных форм в условиях полного коллапса экономики и гуманитарной катастрофы в жилищном секторе в период военного коммунизма не велось. Архитектура, стоящая на стыке искусства и инженерного дела, всегда чутко улавливает веяния времени. Первые послереволюционные годы время будто остановилось, вместе с «отмирающим старым режимом» отмирала огромная страна.
Последующее развитие архитектурного творчества, прежде всего, в жилищном строительстве, имеет различные наименования, так или иначе связанные с именем Иосифа Виссарионовича Сталина (1879-1953), — «сталинское арт-деко», «сталинское барокко», «сталинский ампир», «сталинский постконструктивизм», вплоть до «псевдосталинизма». Никто из плеяды деятелей революции не удостоился чести иметь собственный архитектурный стиль.
«Сталинки», т.е. жилые дома, построенные в концепциях, выработанных в момент руководства страной Сталиным, до сих пор стойко удерживают лидерство продаж на рынке недвижимости страны. Нет ни «ленинок», ни «троцкисток», ни «бухаринок», — но и сегодня украшение и гордость большинства городов России составляют именно «сталинки».
В 1922 г. Сталин назначается на пост «свадебного генерала» — генерального секретаря РКП(б). Конечно, Иосиф Виссарионович – весьма противоречивая личность, как и большинство партийных деятелей его времени. Ложная политическая риторика, расхождение слов с реальными делами, ужас всего, что творится в этот период «благими намерениями», — достигают такого апогея, что в России надолго обесценивается слово. Борьба за власть между стойкими революционными борцами, с виду представляющими интересы одного класса (т.е. по исторической неизбежности неимеющих никаких «классовых противоречий»), — доходит до мелкой аппаратной грызни.
Большинство биографов Сталина полагают, что его приход к руководству страной произошел, в основном, благодаря личным качествам: коварству, скрытности, жестокости и т.п., ссылаясь на «Письмо к съезду» Ленина, где дается следующая характеристика Сталину: «Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». В добавлении к своему письму Ленин 4 января 1923г. писал: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить другого человека…». Т.е. за короткий промежуток времени, находясь не на ключевом, «непрестижном» посту, Сталин сумел «сосредоточить в своих руках необъятную власть».
Происходившие в тот же период события заставляют сомневаться, будто Сталин в конечном счете сумел перещеголять всех своих соратников в скрытности, коварстве и жестокости, — прежде всего, самого товарища Ленина, не говоря уж о товарище Троцком. Еще в одном из писем 30 октября 1922 г. Ленин отметил в характере Сталина такую черту как озлобленность. А она, писал Ленин, «вообще играет в политике обычно самую худую роль». Какую роль в политике сыграла бесконечная доброта самого Ленина, видно из статьи о постреволюционном состоянии жилищного сектора.
Споры о том, чем же в действительности отличался от своих соратников Иосиф Виссарионович, сумев подмять под себя все оперативное управление страной, не утихают до сих пор. Его назначение показывает, что на тот момент его товарищи по партии, включая Ленина и Троцкого, не замечают в нем «скрытности, жестокости и озлобленности». Возможно, по этим качествам Сталин не выделяется на фоне остальных. Занимая пост секретаря партии, Сталин, как и большинство других членов партии, не имеет никаких представлений о том, каким образом «революционные теории» скажутся на «практике» жизни населения страны. Посетив один раз в жизни сельские районы, Сталин пытается решить проблему снабжения продовольствием городских центров страны путем переустройства индивидуальных сельских домохозяйств — в «высокотоварные коллективные хозяйства». Июльский Пленум ЦК (1928 г.) поддержал эту авантюрную программу, т.е. вся партия с легкостью согласилась с введением насилия над частным домохозяйством — в систему государственного управления. Поэтому можно с уверенностью констатировать, что Сталин не выделялся негативными качествами и отсутствием нравственных принципов – от всех товарищей по партии.
Сплошная коллективизация и раскулачивание миллионов крестьянских хозяйств — стали одной из самых страшных страниц нашей истории.
От своих амбициозных современников Сталин отличался вовсе не тем, что умело скрывал личные амбиции, которые они в нем вовремя не заметили. Зорко отслеживая каждого противника, реализующего свои личные амбиции, они пропустили Сталина, поскольку амбициозность в нем составляла уже не главное качество – единственный из всех политических авантюристов, прорвавшихся к власти на плечах Временного правительства, он сумел проникнутьсяглобальной государственной задачей, сутью государственного управления. Главное историческое обвинение, выдвигаемое Сталину, заключается в том, что в стране при нем утвердилась «командно-мобилизационная хозяйственная модель», являющаяся экономической основой тоталитарного режима. Однако отметим, что эта модель – напрямую вытекает из «многообразия форм диктатуры пролетариата», разработанных Лениным и утвержденных на съезде партии еще в 1903 г.
Исследователи «преступлений сталинизма» упускают из вида, что Сталин сумел реализовать всю полноту власти сектора ответственности. На примере работы Временного правительства можно было наблюдать, какответственность, внезапно валившаяся на рвавшихся к власти людей, мгновенно уничтожила их как политических деятелей. В структуре сектора ответственности Ленин не оставил практически никакого следа, кроме замены министров – «народными комиссарами» и размывания высших иерархий управления. Но его пребывание в высшем руководстве страной — полностью уничтожило его самого как личность. Последний год он доживает в недееспособном состоянии. Нельзя сказать, что на его беспомощном положении сказалось покушение или «трудные годы борьбы». Ни в ссылке, ни в тюрьме, ни в эмиграции Ленин не испытывал никаких тягот и лишений. Его раздавила ответственность, вынести которую — он оказался не в состоянии. И красноречивее всего об этом свидетельствует перечень основных «достижений» времен военного коммунизма.
Поэтому не стоит повторять ошибку современников Сталина, недооценивших его, как личность. Сталин оказался единственным человеком, способным вынести чудовищнуюответственность — в стране, где были запущены практически непреодолимые саморазрушительные процессы.
К руководству страной он приходит сглобальной задачей — об ускоренном превращении СССР в великую промышленную державу. Его «аграрная политика», кроме снабжения продовольствием промышленных центров, должна дать средства на индустриальное развитие страны.
Безусловно, Сталин – это не воспитанный в лучших традициях цивилизованных подходов к государственному управлению Николай I, тем не менее, снискавший наименования «кровавый сатрап», «Дон Кихот самодержавия» и т.п. Сталин – один из «освободителей народа от гнета самодержавия», вкупе со всеми вытекающими последствиями. Он не получил блестящего образования и не имеет внутренней культуры, поскольку его отец, Виссарион Иванович Джугашвили, не был императором, а происходил из крестьян, по профессии был сапожником, работал на обувной фабрике Адельханова в Тифлисе, напивался «как сапожник» и пьяным избивал жену, мать Сталина. Подход Сталина к государственному управлению – циничен, нотипичный для всех его «политических противников», в отличие от которых он преследует не утоление личных амбиций, а государственную цель.
Во власти Сталин утверждается также государственным, намеренно легитимнымобразом, подчеркивая преемственность власти, ее незыблемость лозунгом – «Сталин сегодня – это Ленин вчера!» Как и за «проверенным на практике учением Маркса-Ленина» — за этим ничего не стоит, это всего лишь пустые слова, которые сами по себе ничего не значат. Жизнь уже показала, что на практике за всеми «социальными» теориями стоит лишьуголовный террор. Но никто из политических преемников Ленина не додумался сделать из бывшего вождя пролетариата не только мумию, но и пропагандистское чучело, подтверждающее в теории все, что Сталин намеревался устроить практически. Особенно цинично выглядят плакаты с Лениным на фоне картин индустриализации, где он с легкостью отказывается от своего детища – НЭПа ( рис. 3).
Наглядность агитации, бьющая через край яркость плакатов, намеренная примитивность композиции – рассчитывается на взбаламученную «массу», которой необходимы приказы — стричь волосы и ногти, чистить зубы и не есть на полу.
Однако Сталин первый, кто не сводит счеты с политическими противниками гласно, кто на доступном уровне дает понять всем, что чехарда смены власти прекратилась, власть вновь незыблема. Заметим, что делает он это в ущерб собственным амбициям. Никто из его преемников не сделал для него того же.
Сегодняшним борцам против «сталинизма» следует учитывать, что действительные успехи индустриализации и сам факт того, что Россия пережила дикие социальные «эксперименты» — свидетельствуют о широкой поддержке деятельности Сталина населением страны. Невозможно достичь подобных свершений на одних репрессиях, которых в годы военного коммунизма было на порядок больше. Николай Бердяев в книге «Падение священного русского царства» пишет: «Русское мышление всегда было слишком монистично, слишком поглощено единым и враждебно множественности, закрыто для конкретного многообразия». И дальше: «Русский народ хочет не столько святости, сколько преклонения и благоговения перед святостью, подобно тому, как он хочет не власти, а отдания себя власти, перенесения на власть всего бремени».
Захват власти в октябре 1917 года и последующая гуманитарная катастрофа времен военного коммунизма – мало освещаются в исторических и статистических исследованиях. Большинство человеческих потерь списывается на Первую мировую войну. На нее же списываются и массовые разрушения жилищного фонда по всей стране. Возникает стойкое впечатление, что в Первую мировую войну немецкие армии дошли до Урала, когда по всей стране было навсегда утрачено не менее 14% всей лучшей жилой площади. Но, благодаря Сталину, Ленин для последующих поколений остался мудрым вождем, а не циничным политическим авантюристом, который привел страну на край пропасти и погрузил все общество в самоубийственный хаос гражданской войны.
И это делается не столько для Ленина, не столько для упрочения власти Сталина, сколько для всего народа. В этот момент людям нельзя сказать, что весь пережитый кошмар был совершенно напрасным. После гражданской войны и военного коммунизма общество просто не выдержало бы всего ужаса правды. Но, создавая сказку о том, как «весь народ» Российской империи испытал непреодолимые классовые противоречия с «господствующим режимом» и проникся идеями всеобщего равенства, Сталин последовательно отходит от риторики военного коммунизма.
В повести Булгакова «Собачье сердце» последней каплей терпения профессора Преображенского становится явление в квартиру профессора Шарикова с барышней, которая явно потрясена великолепием обстановки профессорской квартиры. После пояснения Преображенского о том, кем на самом деле является Шариков, барышня сквозь слезы сообщает, что начальник подотдела очистки врал ей, будто он – красный командир, раненый в боях. Увидев квартиру профессора, она нисколько не сомневалась, что это правда, поскольку большинство «героев гражданской войны» устраивалось с не меньшим комфортом.
Во многих произведениях этой поры косвенно дается понять, что красные командиры впоследствии совершали многочисленные экономические преступления. Это находит отражение даже в детской литературе. В повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» мальчик остается практически беспризорным, поскольку его отец, бывший красныйкомандир, посажен в тюрьму за экономические преступления.
В идеологии, навязываемой обществу при Сталине, делается ряд неприметных, но последовательных отходов от «революционной романтики» гражданской войны. Прежде всего, это выражается в нивелировании ореола непогрешимости «красных командиров», постепенно исчезает из обихода и словосочетание «герой гражданской войны», поскольку вводятся новые награды и звания, значимость которых намеренно утрируется в сравнении с прежними. И это также является настоящим государственным подходом, поскольку в гражданской войне «героев» не бывает.
Наряду с демонстрацией действительно государственного подхода в самых чудовищных своих решениях, Сталин делает очень важный шаг, чтобы остановить деструктивные процессы в обществе. Он заявляет, что в СССР формируется «новая общность людей –единый советский народ». Это означает, что «классовая борьба» закончена, в стране вновьединый народ. Впрочем, это как нельзя лучше соответствует действительности после ликвидации НЭПа – все равны, все ограблены, кто по разу, кто – по два. Но наконец-то наступило общее равенство, никакой социальной почвы новых потрясений уже не имеется объективно.
Условия, в которых Сталин приходит к власти, обусловлены, в первую очередь,личностями тех, кто прорывается в этот момент к государственному управлению.
Прототипом героя Булгакова, начальника подотдела очистки Шарикова, в профессиональной сфере, правда, в отношении собак, а не кошек, — был вполне реальный «герой гражданской войны» Григорий Иванович Котовский (1891-1925). В декабре 1921 года котовцы силой оружия собирают продналог «на все 100%», оставляя крестьян в суровую зиму без хлеба. Если крестьяне к сроку не сдавали зерно, вводилась «коллективная ответственность», когда все село подвергалось грабежу.
31 октября 1922 года Котовский становится командиром 2-го кавалерийского корпуса. Высокое назначение состоялось благодаря дружеской поддержке Михаила Фрунзе, который стал в 1922 году «вторым человеком» в УССР — зампредом Совета Народных Комиссаров УССР, командующим войсками УССР и Крыма. С этого времени Котовский «конвертирует власть в деньги». В районе Умани, где находилось ядро корпуса, комкор взял «в аренду» сахарные заводы, под предлогом необходимости снабжения сахаром Красной Армии. Далее Котовский захватывает контроль над торговлей мясом на юго-западе Украины, на выгодных условиях «участвуя» в снабжении собственного корпуса мясом. Все это приносит огромные деньги, особенно после введения «золотого рубля». Одесская газета «Молва» (в декабре 1942 г.) назвала Котовского «полудельцом».
При корпусе было создано военно-потребительское общество с подсобными хозяйствами и цехами: шили сапоги, костюмы, одеяла. Район, где стоял корпус, стал неконтролируемой «республикой Котовией», в которой действовал только один закон — воля Григория Ивановича. Военно-потребительская кооперация 2-го конного корпуса Котовского устраивала грандиозные конные облавы на одичавших собак, стаи которых наводнили поля недавних сражений гражданской и нередко глодали кости погибших или умерших с голоду. Отловленные собаки «утилизировались» мыловаренным и кожевенным заводами корпуса: из «собачьего материала» изготавливались мыло, шапки, обувь. О размахе «коммерции» говорит тот факт, что Котовский создал и контролировал мельницы в 23 селах.
Бесплатный солдатский труд использовался на заготовке сена и уборке сахарной свеклы, которая отправлялась на сахарные заводы конного корпуса, вырабатывавшие в год до 300 тыс. пудов сахара. При дивизиях имелись совхозы, пивоварни, мясные магазины. Хмель, который выращивался на полях Котовского в совхозе «Рея» (подсобное хозяйство13-го кав. полка), покупали купцы из Чехословакии на 1,5 млн. золотых рублей в год. В августе 1924-го Котовский организует в Винницкой области Бессарабскую сельскохозяйственную коммуну. Все это обширное «хозяйство» обогащает только его.
В 1924 году Котовский, при поддержке Фрунзе, добивается решения о создании Молдавской Автономной Советской Республики. Котовский собственноручно проводит границы этой республики. Автономия нужна была Котовскому, чтобы бесконтрольно властвовать в Приднестровье.
Здесь отслеживаются все актуальные на тот момент тенденции в руководстве страной: чрезмерное и безответственное использование власти, преследование личных интересов, циничное использование беззащитности мирного населения, но главное — непременное расчленение территории страны, создание автономной экономической системы.
Однако любая автономная система, кроме производства мыла и шапок из бродячих собак, хмеля и сахара – имеет множество других экономических и, прежде всего,социальных связей, которые немедленно разрушает автономию от внешнего пространства. К примеру, Григорий Иванович не собирался заниматься образованием населения, поскольку сам не имел такого в наличии.
Не было в его планах медицинского и социального обеспечения жителей «Молдавской Автономии», ему лично автономия нужна была для безнаказанности всех действий, т.е. длябезответственности перед сектором ответственности. И здесь заключается разница между преследованием личных интересов – и государственным подходом.
С точки зрения оперативного государственного управления, — с приходом к власти большевиков происходит немыслимое дробление страны на автономные системы. Связь этих систем — чисто формальная, в духе лживой теории, в которую не верят сами руководители систем, что проявляется во всеобщем порыве к немедленной личной наживе на конфискуемой собственности. Первый уровень оперативного государственного управления – полностью отсутствует, а на втором уровне – оторванные от мира территории, где царями являются либо «красные командиры», либо «белые», либо вообще атаманы бандитских формирований.
С окончанием основных военных действий гражданской войны первый уровеньсектора ответственности полностью не восстанавливается. Он намеренно дробится на союзные республики и более мелкие автономии, что наносит дополнительный ущерб общей экономической системе и инфраструктуре страны. Руководство страной не способно воспринять все бремя ответственности. А бесконтрольная деятельность «красных командиров» возвращает все общество к расцвету крепостничества середины 18-го века.
В этих условиях Сталин начинает восстанавливать первый уровень государственного управления, который к тому моменту, кроме него, никому не нужен. Все его партийные соратники, которых «пробудили декабристы», первыми задумавшие дробление страны на «державы», — заняты организацией автономных систем на огромных территориях и в организованных ведомствах.
«Коварство, озлобленность, скрытность и злопамятность» Сталина – заключаются в том, что он наглядно показал своим более грамотным, намного лучше теоретически подкованным товарищам по партии, — что такое нормально работающая высшая иерархия государственного управления. Но удалось ему это лишь по той причине, что он был в состоянии воспринимать всю полноту ответственности. Потому что настоящую власть нельзя «захватить», она сама выбирает того, кто в состоянии вынести ее бремя.
По уровню поставленной глобальной государственной задачи – в исторической ретроспективе Сталин ассоциативно связывается с императором Николаем I. Но, рассматривая методы государственного управления Сталина, нельзя избавиться от ощущения, что Сталин это не «Ленин вчера», а император Николай I с привитым гипофизом Клима Чугункина. Вряд ли можно было ожидать иного «отца всех народов» после принудительной люмпенизации всего общества.
Сталин последовательно воссоздает прежнюю двухуровневую систему, вполне в духе Николая I, но без человечности последнего, не пожелавшего расправиться со старым государственным аппаратом. Однако при Сталине впервые на государственном уровне прекращается «классовая борьба», а от каждого члена общества требуется не «идеологическая грамотность», а профессиональное выполнение взятых на себя обязанностей, поскольку «Кадры решают все!»
Искусство, конечно, не жизнь, но ее отражение. Описанные выше процессы – находят весьма своеобразное отражение в архитектуре. Архитекторы, пройдя великолепие эклектики и модерна, а после – катастрофическое обрушение жизненного уклада с голодом, вшами, расстрелами и трупами на улицах, — словно начинают с чистого листа, как тяжелобольной при постепенном возвращении к жизни заново учится ходить. Им надо вернуться к жизни и передать дух изменившегося времени. В слабом жилищном строительстве начала 20-х годов возникает стиль «неоклассика».
В 1918 в составе ВСНХ был создан Комитет государственных сооружений. В это время преобладают работы по срочной реконструкции и капитальному ремонту зданий и сооружений.
Первые зачатки планирования капитальных вложений в строительство появляются в 1921 году. Декретом от 21 февраля 1921 «Об едином строительном плане Республики» предусматривалось утверждение СНК (Совет Народных комиссаров) строительного плана на каждый год. Все советские источники приводят данные за период 1918-1928 гг., на самом деле новое строительство начинается не ранее 1923 г. К примеру, на строительно-монтажных работах в 1922 году было занято 78 тыс. человек, а в 1928 году — 749 тыс.человек. К 1928 г. успехи достаточно скромные, они касаются, в основном, восстановления и развития инженерной инфраструктуры и промышленности: построены и введены в действие электростанции общей мощностью более 700 тыс. Мвт, восстановлено и построено более 2 тыс. крупных промышленных предприятий, ряд оросительных каналов. Протяжённость железных дорог увеличилась на 6,4 тыс. км. Построены жилые дома общей (полезной) площадью 203 млн. м2, школы, больницы и другие объекты.
Строительство жилья велось главным образом хозяйственным способом. С введением НЭПа в 1921 году в стране создаются жилищно-строительные кооперативы в форме жилищно-арендных товариществ, рабочих жилищно-строительных товариществ и общегражданских жилищно-строительных товариществ, причём для рабочих товариществ государство устанавливало финансовые и другие льготы, которые не распространяются на прочие товарищества. Товарищества были ликвидированы в 1937 году, а построенные ими дома переданы в жилой фонд местных Советов депутатов трудящихся.
Архитектурный процесс не прерывается даже в тот момент, когда строительство практически не ведется, поскольку, благодаря своей близости к искусству, архитектура может существовать и в виде творческой мысли, в виде «бумажной архитектуры». Возникают школы и кружки, где бурно развиваются и неклассические, экспериментальные течения. Архитектура своими средствами пытается трактовать мучительные поиски идеологии, способной объединить все общество, раздавленное «антагонистической классовой борьбой».
На поверхность вырываются пока лишь отдельные рационалистические черты у архитекторов А. В. Кузнецова, И. С. Кузнецова и А. Э. Эрихсона, но все они базируются на традиционных деталях классики. Неоклассический способ проектирования, при котором художественным каркасом здания становился тот или иной ордерный мотив, господствует в этот период почти безраздельно.
Москва, ставшая вновь единственной столицей России в начале 1918 г., аккумулировала в своем продолжающемся строительстве те немногие силы, которые имела надорванная гражданской войной страна. В этот период продолжается дореволюционное строительство двух крупных зданий — Казанского (Рязанского) вокзала по проекту А. В. Щусева (1913–1926) в стилистике русского (московского) модерна, и полностью неоклассической Государственной сберегательной кассы по проекту И. А. Иванова-Шица (1914–1920) в Рахмановском переулке. К этому времени за плечами А. В. Щусева (1873–1949) были многочисленные постройки в неорусском стиле на пространствах Российской империи, а москвич И. А. Иванов-Шиц (1865– 1937) в своем дореволюционном развитии проделал путь от модерна к неоклассике и выстроил множество зданий в самой Москве.
Архитектурная мысль нуждается в практическом воплощении. Поэтому А. В. Щусев и И. А. Иванов-Шиц, продолжающие работать, несмотря на социальные катаклизмы, — во многом определят лицо советской архитектуры.
Из-за постоянных революционных празднеств новым властям требуется «открытие обелисков», закладка каких-то «фундаментов» и «памятных камней». В остром ощущении нелегитимности собственного управления, власти стараются насытить окружающее городского пространство новой символикой, непременно оставить о себе видимую память в архитектурных деталях, словно стараясь перебить ту память, которую оставят в реальности. Поэтому практические все новое строительство первых лет революции касается исключительно монументальных форм архитектуры. Но ничего «нового» в архитектурной стилистике здесь не просматривается, архитектурная пластика приобретает жесткость классических традиций.
Установленный в 1918 г. на Советской площади в Москве обелиск в честь первой годовщины советской конституции, спроектированный Д. Осиповым (снесен в 1945 г.), — мог бы отмечать любую дату из истории царской России начала 19-го века. Знаменательные метаморфозы, в духе стирания имен предшественников египетскими фараонами, произошли с похожим по стилю монументом в честь 300-летия дома Романовых, поставленным в 1913 г. в Александровском саду. С монумента была содрана императорская символика, а на гранях обелиска были высечены имена революционных мыслителей. Никаких иных формообразующих элементов внесено не было.
Все это свидетельствует отнюдь не о том, будто советскими властями навязывается классика. Начальнику подотдела очистки Шарикову не до архитектурных течений, ему достаточно, «чтобы всем!». Постепенно выздоравливающая архитектура этого периода возвращается к своему истоку – классическим традициям.
В 1920 году в Москве на Мясницкой улице, путём объединения первых и вторых Свободных художественных мастерских, образованных ранее на основе Строгановского художественно-промышленного училища и Московского училища живописи, ваяния и зодчества, — создаются Высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС).В этом новом высшем учебном заведении, наряду с художественно-прикладными факультетами, организуется архитектурный факультет. В разное время во ВХУТЕМАСе преподают А.Е. Архипов, В.В. Кандинский, Д.Н. Кардовский, Н.А. Ладовский, Л.М. Лисицкий, А.М. Родченко, В.Е. Татлин. Кафедрой ксилографии графического факультета во ВХУТЕМАСе заведовал художник-график, книжный иллюстратор, сценограф, живописец-монументалист, член художественного объединения «Четыре искусства» Владимир Андреевич Фаворский, который затем постоянно поддерживает своих учеников-архитекторов, отслеживая в их работах необходимых художественный уровень.
В 1926 году ВХУТЕМАС реорганизован во ВХУТЕИН, Высший художественно-технический институт, по типу аналогичного вуза, уже существовавшего в Ленинграде с 1922 года на базе Академии художеств. Эти два высших учебных заведения, где, в отсутствии заказов, преподает весь дореволюционный цвет архитектуры, переживший «военный коммунизм», — в таком виде существуют до 1930 года. В 1930 году московский ВХУТЕИН был закрыт, а вместо него были созданы Московский архитектурный институт и Московский художественный институт им. В.И. Сурикова. На базе ленинградского ВХУТЕИНА в 1930 был организован Институт пролетарских изобразительных искусств, в 1932 преобразованный в Институт живописи, скульптуры и архитектуры.
Во ВХУТЕМАСЕ и ВХУТЕИНЕ работает известный архитектор Иван Владиславович Жолтовский (1867-1959). В двадцатые годы вокруг Жолтовского находились выдающиеся в будущем архитекторы: Г. Гольц, М. Парусников, И. Соболев, С. Кожин. В. Кокорин, скульпторы И. Шадр, С. Коненков, С. Меркуров. В 1918 году он возглавлял архитектурный подотдел отдела ИЗО Наркомпроса, а в начале 20-х годов совместно с Алексеем Викторовичем Щусевым (1873-1949) в мастерской Моссовета возглавляет работу над проектом генерального плана и целого ряда павильонов Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки, открывшейся в Москве 19 августа 1923 года. Затем мастерские Моссовета закрываются, чтобы на голом месте возникнуть уже в начале 30-х годов, когда во вновь организованной Первой мастерской Моссовета под руководством И.В. Жолтовского работают А. Власов, М. Барщ, М. Синявский. Г. Зундблат, Е. Иохелес, К. Афанасьев, В. Колонн, П. Ревякин, Н. Рипинский.
При проектировании и строительстве Всероссийской сельскохозяйственной выставки впервые проявляются новые, какие-то специфически революционные тенденции, которые постепенно размывают неоклассику, приведя даже самых ее стойких последователей к схематизации классических форм или к созданию гибридных образований – полуклассических-полуавангардных, неоренессансного направления. И. В. Жолтовский, лично составивший генеральный план этой выставки и проекты двух важнейших ее построек, главного павильона и входного корпуса, пошел по новому пути.
Оба названных здания были выстроены в духе неоклассики, но в необычной манере: во-первых, последовательный палладианец Жолтовский впервые обратился не к ренессансным прототипам, а к древнеримской архитектуре. Главный шестигранный павильон навеян образом шестигранного двора Баальбека, тогда как входной корпус с его двумя арками явно восходил к римским воротам Порта Маджоре. Cилуэты классики были лишены деталировки и действовали только посредством массы и узнаваемой иконографической схемы.
Схематизм и лапидарность классики Жолтовского образца 1923 г. находят объяснение не столько в ограниченных финансовых возможностях, сколько в одном из основных направлений мысли того времени: в размышлениях о «новом времени». В этом новом времени вроде бы не было места старым формам, а архитектура должна была отразить «новизну и прогрессивность» социальных экспериментов. Некую «пролетарскую» тему Жолтовский реализует в невзрачных домиках поселка АМО в Москве 1923 году. В том же году он уезжает на три года в командировку в Италию, где старательно зарисовывает не только соборы и палаццо, но и сельские и городские домики.
Если бы в российских «социальных экспериментах» того времени было действительно что-то «новое», ранее невиданное, — архитектура точно передала бы это новой пластикой сооружений, а все общество восприняло бы новаторство как должное. Все общественные уклады, заключавшие в себе действительную новизну, — неизменно обретали и архитектурный стиль, значительно отличавшийся от существовавших до него.
Советская архитектура рассматриваемого периода в опоре на классику имеет явное тяготение к формам, которую дали человечеству самые бесчеловечные диктатуры и кровавые культы прошлого – к каким-то пирамидкам, башням, обелискам, использовавшимся ранее, в основном, в кладбищенских сооружениях. Впрочем, эти погребальные тенденции можно рассматривать, как похороны «старого времени» в надежде на рождение «нового». В 1924–1926 гг. Щусев создает Мавзолей Ленина, в котором присутствует непрямая ссылка на мавзолей в Галикарнассе. Именно это сооружение становится для него отправной точкой к стилистике конструктивизма, в котором тоже присутствует нечто погребальное – раздетая догола архитектурная форма, причем мертвая, почти лишенная динамики, с торчащим наружу костяком строительных конструкций.
Нечто действительно новое, а главное,позитивное — проскальзывает в композиционном решении небольшого выставочного павильона «Махорка» (1923) Константина Степановича Мельникова (1890-1974). То есть новые элементы в начале, двадцатых годов воплощались только в небольших сооружениях. Здания, продолжавшиеся строиться, были неоклассическими по стилю или «неорусскими», близкими к классике по способу формообразования, как будто «перетекали» из дореволюционного времени в новую эпоху, стараясь воссоединить «прервавшуюся связь времен». Константин Мельников, одним из первых начавший движение по экспериментальному пути, 1925 г. говорил в интервью о своих творческих поисках следующее: «Ко времени Октябрьской революции я уже закончил высшее образование и был весь напичкан классицизмом в духе Палладио. Большевистская революция потрясла не только учреждения, но и умы.
Ее влияние не замедлило сказаться и на художественной среде; революция требовала нового образа мыслей и невиданных доселе способов выражения».
«Новый образ мыслей» выражается в архитектуре в какой-то внутренней потребности к упрощению, схематизации исторических, прецедентных мотивов. Будто мы видим не здание, а пропагандистский плакат «Пять лет Великой Октябрьской социалистической революции!» в сельской избе-читальне. Архитектура люмпенизируется, будто пытается надеть рваную солдатскую шинель, прикинуться «своей в доску». На «понятном простому народу» языке неожиданно начинают разговаривать и Жолтовский, и живший в Петрограде-Ленинграде Иван Александрович Фомин (1872–1936), который после «северного модерна» вдруг разрабатывает «теорию и практику» — «пролетарской классики», которую коллеги обзовут позднее «пролетарской дорикой». В этой манере Фомин проектирует здание АРКОС для Москвы и Политехнический институт в Иванове. Ученик Фомина, А. И. Гегелло в 1924 г. создает проект для московской конторы общества АРКОСа в близком стиле: с утрированными полуколоннами и «героическим» аттиком, в который вписаны два верхних этажа.
В 1924 г. выходит книга архитектора Моисея Яковлевича Гинзбурга (1892-1946) «Стиль и эпоха». В ней Гинзбург прогнозирует пути развития современной архитектуры, ее связи с техническим прогрессом и социальными изменениями. Эти книга стала «библией» советского конструктивизма, который вскоре оформился как самостоятельное архитектурное направление. В 1925 году Гинзбург и братья Веснины организовывают Объединение современных архитекторов (ОСА), в которое вошли ведущие конструктивисты.
Безоглядный поиск «нового» приводил архитекторов к вечным и неизменяемым первоосновам архитектуры, поскольку они несут всеобщие ценности, одинаково пригодные и для революционного пролетариата и для государства «нового типа». Старое сводилось к наработанным схемам – способу декорирования фасада, созданию образа пилонов и колонн, карниза, использованию пропорциональности и соподчинения, воплощению идеи симметрии. Сами по себе эти приемы вечны, их невозможно отменить в ходе пролетарской революции. Все «новое» в этот период выражается через «очищение», проявляющееся чертами почти первобытной архаики, или через схематизацию, путем привнесения в классику технических деталей и острых композиционных решений. Это в конечном счете приводило к сильному влиянию элементов рационалистической архитектуры на неоклассические постройки. В результате в зданиях этого периода можно одновременно наблюдать два противоположных процесса, сливающихся в одной классической традиции: в одном и том же фасаде возникает вектор «назад», выражающийся в формульности, «очищении» классических форм, — и вектор «вперед», читающийся в стеклянных поверхностях, угловой композиции и других деталях, пришедших из архитектуры авангарда.
Присутствие в неоклассике формы «нового», а по сути чуждого стиля — свидетельствуют об определенной растерянности самих архитекторов.
На самом деле, люди, в основе профессии которых лежит построение перспективы, — пока не улавливали перспектив не только собственного существования, но и дальнейшего существования «нового общества». Иногда это становилось слишком заметно и стороннему наблюдателю, далекому от теории Моисея Гинзбурга о созвучии стиля и эпохи.
Наиболее известным творением К.С. Мельникова стал построенный им для себя индивидуальный жилой дом в Кривоарбатском переулке. Здание представляет собой два врезанных друг в друга вертикальных цилиндра, окнам в одном из цилиндров придана необычная шестиугольная «сотовая» форма (рис. 17). Новаторская постройка производит впечатление чудом уцелевшего бастиона разрушенной крепости или вражеского бункера. Композиция лаконична до полной замкнутости, оторванности. Здание противопоставлено всей окружающей застройке, с которой вступает в диссонанс. Архитектор строит этот дом для себя, отражая свое истинное впечатление «стиля эпохи», когда человек иной раз может позавидовать улитке, которая может укрыться от эпохи в своем скромном домике. Развитие оконных проемов по спирали в доме Мельникова – рождает ассоциацию с ракушкой улитки.
В 1921-1925 гг. К.С. Мельников преподавал в московском ВХУТЕМАСе, а в 1927-1929 гг. – во ВХУТЕИНе. Интервью, из которого выше была приведенная цитата, К.С. Мельников дал по поводу открытия советского павильона по его проекту на Парижской выставке 1925 г.
Критик Г. К. Лукомский в газете «Советское искусство», еще недавно воспевавший неоклассику, в 1926 г. отмечает эти изменения архитектурной формы: « Россия – волнует. Видятся горизонты далекие, новые формы, великое будущее. И как ни красива ратуша в Стокгольме [образец неоготики с элементами неоклассики, построена Р. Эстбергом в 1911–1923 гг.] , но в ней лишь «все в прошлом», в павильоне же СССР – все ново, свежо, логично, а дорога к будущему открыта – стройте, творите!» Однако выставочный павильон в Париже стала последней работой Мельникова, высоко оцененной советской критикой. Больше «строить-творить», « ново, свежо, логично» выражая в обнаженной конструктивистской стилистике свое отношение к эпохе, ему не удается.
В середине 20-х гг. начинаются преобразования рабочих окраин Москвы, Ленинграда, Баку и др. крупных промышленных центров, ликвидация громадной разницы в качестве застройки и уровне благоустройства центральных районов и неблагоустроенных пролетарских окраин. В 1925-1927 гг. архитекторами А. И. Гегелло, Г. А. Симоновым, А. С. Никольским и др. была реконструирована бывшая Нарвская застава в Ленинграде, застроенная преимущественно частными деревянными домами и рабочими казармами.
Отсутствие заказов вызвало подъём теоретической мысли. Н. А. Ладовский в конце 1920-х гг. разработал принципиально новую схему «развивающегося» города: парабола с растущим по её оси общественным центром, который последовательно огибают жилая, промышленная и зелёная зоны. Н. А. Милютин обосновывает поточно-функциональную схему генплана (1930), состоявшую в параллельном развитии промышленных и жилых городских зон. Эта схема была использованао, в частности, при строительстве района Харьковского тракторного завода.
Подходы к упорядочению жилищного строительства и индустриализации всей отрасли начали разрабатываться в СССР в начале 30-х годов прошлого столетия на основании лучших дореволюционных жилых построек. Этот период характерен творческим освоением классики с точки зрения новых эстетических концепций. В 1933 г. «для практического выполнения громадных архитектурных работ, предусмотренных планом реконструкции Москвы», были созданы архитектурные мастерские Моссовета — 10 проектных и 10 планировочных. Во главе трех первых мастерских были поставлены соответственно крупнейшие архитекторы, начавшие свою творческую деятельность еще в дореволюционной России — академики И.В. Жолтовский, И.А. Фомин и А.В. Щусев. В течение предвоенного десятилетия архитектурная мастерская № 1 Моссовета, руководимая Жолтовским, проектировала и строила на всей территории СССР.
В своем дневнике 1936 года М. Пришвин отмечал: «… Советское государство почти слилось с именем Сталина… Он, вероятно. беспрерывно прижимает человека к стене, ловит его с поличным его блажи и одного, отпустив, делает своим человеком навсегда, другого, когда надо, без колебания уничтожает».
«Своим человеком навсегда» стал для эпохи Борис Михайлович Иофан (1891-1976). До того момента, как слившееся с именем Сталина государство начало беспрерывно прижимать всех к стенке, Борис Михайлович успел запроектировать рабочий поселок Шерстроя (1924); комплекс домов на Русаковской улице (1925).
Во время переноса столицы в Москву в 1918 г. следом переехало множество государственных служащих. Поначалу их расселили в так называемых «Домах Советов», в которые были превращены гостиницы «Националь», «Метрополь» и лучшие дореволюционные доходные дома, однако жилой площади постоянно не хватало. К тому же, в центре Москвы образовалась нехватка гостиничных мест. В связи с этим 24 июня 1927 г. было принято решение о начале строительства дома для ответственных работников, которое продлилось до 1931 г. В доме, возведенном по проекту Б.М. Иофана, проживали представители советской элиты (рис. 7). С одной стороны, жилой комплекса на улице Серафимовича (дом ВЦИК и СНК СССР) с новейшим техническим оборудованием, с полным комплектом культурно-бытового обслуживания должен был продемонстрировать возможности социалистического строительства, возможности достижения заявленных целей. С другой стороны, «Дом на набережной» стал символом политической власти, ее почти мифической сущности.
Иофан чутко улавливает потребность новой власти в монументальности, своим творчеством он старается придать неоклассическим формам актуальность, превращая объем здания в наглядное воплощение светлого и масштабного «завтра».
Толчком к изменению творческой архитектурной мысли стал международный конкурс проекта Дворца Советов в Москве (1930-1933 гг.), в котором приняло участие 500архитекторов и было представлено 160 проектов.
На конкурсе отчетливо выявились три основных архитектурных направления. Первое было представлено проектами братьев Весниных, М. Гинзбурга, И. и П. Голосовых, входивших в группу так называемых конструктивистов, и проектами других архитекторов, стоявших на близких к ним творческих позициях.
Яркими представителями второго направления являлись И. Жолтовский и его последователи, ориентировавшиеся на освоение и развитие принципов архитектурной классики.Третье творческое направление этого конкурса наиболее полно выразило себя в проекте Б. Иофана.
По итогам конкурса было принято Постановление Совета строительства Дворца Советов при Президиуме ЦИК СССР, (II § 8 от 28 февраля 1932 г.), к котором, в частности, говорилось: «… не предрешая определенного стиля, совет строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приемов классической архитектуры, одновременно опираясь на достижения современной архитектурно-строительной техники».
Этот конкурс, в сущности, переплавил в себе все множество архитектурных течений, многообразие подходов, направив их в общее русло, которое с этого момента станет называться «сталинским классицизмом». По конкурсной работе братьев Весниных 1936 г. (рис. 23) уже видно, насколько далеко они отошли от прежних острых конструктивистских композиций. Решение ансамблевых проблем у них напоминает проект, представленный на конкурс Иофаном в 1931 году, но, в отличие от него, братья не слишком обременяют себя приверженностью революции, поэтому с трудом балансируют на тонкой грани творческой искренности и иррационального гротеска.
Идея сооружения Дворца Советов возникла еще в 1922 г. — на 1 съезде Советов, принявшем декрет о создании Союза Советских Социалистических Республик. Дворец Советов задумывался как самое большое здание на земле. Его высота должна была достигать превышатьсамые высокие сооружения капиталистических держав — Эйфелеву башню и небоскреб Эмпайр стейт билдинг. Одновременно здание должно было являться памятником В.И. Ленину. В связи с тем, что конкурс так и не дал проекта, полностью разрешающего поставленную задачу, в мае 1933 г. Совет строительства Дворца принял за основу проект Б. Иофана и привлек к разработке окончательного варианта архитекторов В. Щуко и В. Гельфрейха. В 1939 г. проектирование в основном было закончено и началось строительство Дворца Советов. XVIII съезд ВКП(б) принял решение об окончании основных работ по его сооружению к концу третьей пятилетки. В работе над этим колоссальным проектом Иофан действительно смог полностью раскрыться в решении ансамблевых, пространственно-пластических и градостроительных задач.
Под строительство Дворца было отведено место, на котором стоял Храм Христа Спасителя. Храм был снесён, и на его месте позднее был построен бассейн «Москва».
Строительство Дворца Советов превратилось в самостоятельную хозяйственно-экономическую и научно-исследовательскую отрасль. В этой системе функционировали специальные лаборатории по оптике и акустике, по разработке уникальных строительных материалов – «стали Д.С.», «кирпича Д.С.», действовали механический и керамзитобетонный заводы, к строительной площадке была подведена отдельная железнодорожная ветка. Специальными постановлениями СНК СССР и Совета Труда и Обороны строительство Дворца Советов было объявлено ударной стройкой 1934 года, к концу 1939 года были готовы фундаменты высотной части. В 1941 году в связи с войной строительство было приостановлено и уже не возобновлялось.
Дворец Советов должен был представлять собой грандиозное сооружение высотою (вместе со скульптурой Ленина высотой 100 м) 420 м и объемом 7.500.000 м3. Большой зал Дворца, предназначенный для проведения сессий Верховного Совета СССР, митингов, собраний и т.д., рассчитанный на 21000 чел., имел высоту 100 м, диаметр 160 м и внутренний объем, равный 970.000 м3 (в 4 раза превышающий кубатуру дома Совета Министров в Москве). Рядом с ним располагался Малый зал вместимостью 6 000 чел. Над Большим залом, в высотной части Дворца, размещались залы палат Верховного Совета СССР и Президиум. В числе помещений Дворца по этому проекту следует указать также зал Конституции, валы, посвященные теме героики гражданской войны и строительства социализма, залы правительственных приемов и других. Во Дворце Советов предусматривалось разместить государственный архив, библиотеки и специальные аудитории для работы депутатов.
На облицовку здания планировалось пустить 300 тыс. м2 гранита. Волхонку и ряд соседних улиц решено было засыпать несколькими сотнями кубометров земли, отодвинув Музей изобразительных искусств на 100 м, а огромные площади вокруг заасфальтировать и оборудовать стоянками на 5 тыс. автомобилей.
Гигантский Дворец по словам А.В.Луначарского должен был стать «не только каквместилище необычайно многочисленных, соответственных нашей истинной демократии, народных собраний, но и для того, чтобы дать Москве некоторое завершающее здание, чтобы дать Москве — красному центру мира, — зримый архитектурный центр.»
Борис Михайлович Иофан на словах обижался, когда его иногда именовали «человеком Сталина в архитектуре», но в своей книге «Высшая радость художника» с гордостью отмечал: «… По некоторым своим работам я имел возможность непосредственно общаться с нашим великим вождем и учителем товарищем Сталиным, с главой нашего правительства товарищем Молотовым, другими руководителями партии и правительства, входящими в Совет Строительства Дворца Советов».
Однако из всех своих коллег Борис Михайлович наиболее точно воспроизвел средствами архитектуры ту глобальную государственную идею, которую силился донести до «народной массы» сын сапожника Сталин. Павильонами, выполненными по его проектам, СССР представлен на выставках в Париже (1937) и в Нью-Йорке (1939). Парижский павильон, имевший строгий классицистический каркас, венчала скульптура «Рабочий и колхозница» работы скульптора Мухиной. Со скульптуры Мухиной начинается триумфальное шествие по стране гипсовых близнецов «Девушки с веслом», новой ландшафтной архитектуры в виде пухлых «Пионерок» в центре цветочной клумбы и более камерных, почти «человеческих» композиций «Мать и дитя». И этот явный кич вновь попадает в самое больное место «великого вождя и учителя», улавливает сентиментальность и внешнюю склонность к проявлениям «высокой культуры» новой партийной элиты. Как и рабочий с колхозницей, так и девушки с веслами, матери с детьми – лишены индивидуальности, они – представители массы, объединенной великими задачами и радующейся их поэтапному свершению.
В 1931 году Моссовет провел закрытый конкурс на проект огромной гостиницы на1000 номеров, самой благоустроенной по меркам тех лет. В конкурсе участвовало шесть проектов, лучшим был признан проект молодых архитекторов Л. Савельева и О. Стапрана. Архитектурная и широкая пресса внимательно следила за всеми этапами проектирования и строительства: в градостроительном отношении здание имело огромное значение — оно располагалось на пересечении главной магистрали столицы улицы Горького с вновь прокладываемой «Аллеей Ильича», громадным проспектом, который вел к Дворцу Советов. Когда стены будущей гостиницы «Москва» уже возводились, руководителем авторского коллектива архитекторов был назначен академик А. Щусев. В проект гостиницы, его фасад, были внесены изменения в духе новой монументальности и ориентации на классическое наследие, в результате чего фасад выстроенной гостиницы оказался несимметричным. Строительство со значительными отступления ми от проекта было завершено в 1934 году.
На площади у Белорусского вокзала в Москве планировалось возвести Здание «Аэрофлота», которое должно было одновременно являться монументом героической советской авиации. Эту задачу попытался решить архитектор Д. Чечулиным в остросилуэтном решении, «аэродинамической» формы высотного корпуса. Семь ажурных бетонных арок, повернутых перпендикулярно главному фасаду и составляющих своеобразный его портал, должны были увенчивать скульптурные изображения героев-летчиков: А. Ляпидевского, С. Леваневского, В. Молокова, Н. Каманина, И. Слепнева, И. Водопьянова, И. Доронина, — В работе над проектом принимал участие скульптор И. Шадр, лепивший фигуры летчиков. Проект не был осуществлен в своем первоначальном виде и назначении. Почти полвека спустя общие идеи проекта были воплощены в комплексе Дома Верховного Совета РСФСР на Краснопресненской набережной (ныне Дом Правительства).
«1. Соответствие цели и назначению (целесоответствие). Функциональное содержание здания должно отразиться как в общем архитектурном решении здания, так и в его отделке и оборудовании.
Характер архитектуры, независимо от стиля, должен выражать специфику сооружения.
Органическая целостность композиции и правдивость должны быть положены в основу каждой нашей работы. Ложь в композиции является ее основным пороком.
Архитектурные эпохи отличаются одна от другой не только тем, что строится, но и тем, как строится, т. е. изменениями в строительной технике и экономике.
Все наши новые здания должны отражать черты современности (простота и ясность общего и деталей, лаконичность формы, гигиеничность и комфорт).
Наша задача — широкое внедрение в практику лучших типов проектов и стандартных деталей.Советская архитектура должна служить средством агитации за социалистическую революцию.
Требование художественно-эмоциональной выразительности наиболее полно может быть осуществлено на базе синтеза изобразительных искусств.
Разрешение проблемы синтеза архитектуры, живописи и скульптуры наиболее достижимо посредством использования основ и методов классики с учетом условий и требований современности.»
Активная творческая позиция не только отражала взгляды того времени. Здравое зерно, содержавшееся в ней, актуально по сей день. Кредо одной из лучших мастерских, где с 1933 г. работает выдающийся архитектор А.К. Буров, заканчивается фразой, определившей на последующие двадцать лет классический облик фундаментальной советской архитектуры: «Используя классику как метод художественного творчества, мы отвергаем слепое копирование и рабское подражание ее формам».
В 1935 году была закончена разработка и началось успешное осуществление генерального плана реконструкции Москвы (архитекторы В. Н. Семенов, С. Е. Чернышев и др.). В постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 г. были определены конкретные мероприятия по коренному переустройству старой Москвы в «Москву социалистическую» и изложены принципы советского градостроения, положенные в основу переустройства других городов. Одновременно были начаты разработка и осуществление генеральных планов Ленинграда, Харькова, Баку, Горького, Еревана, Новосибирска, Тбилиси, Хабаровска, Челябинска, Ярославля и многих др. городов.
В декабре 1935 г. в ЦК ВКП (б) состоялось совещание по вопросам строительства, в феврале 1936 г. принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б), которое определило пути дальнейшего улучшения строительного дела и удешевления жилищного строительства путем создания крупной строительной индустрии. Постановление направлено против существовавшей архаичной формы найма временных бригад строительных рабочих. В нем впервые звучит словосочетание «подрядный способ производства работ», закрепляется выполнение основных объемов строительных работ за постоянно действующими подрядными организациями, обладающими собственной материально-технической базой ипостоянными кадрами строителей. Выполнение принятого решения в последующие годы обеспечило значительное увеличение объёма работ и количества введённых в действие объектов. Развитию подрядного способа ведения работ способствовали мероприятия по улучшению проектного и сметного дела и по упорядочению финансирования строительства, проведённые по постановлению СНК СССР от 26 февраля 1938 г.
Законом от 17 октября 1937 г. «О сохранении жилищного фонда и улучшении жилищного хозяйства в городах», принятым ЦИК и СНК СССР, общий контроль за техническим и санитарным состоянием жилищного фонда, независимо от принадлежности, возложен на местные Советы. В свою очередь, местные Советы управляли и несли полную ответственность за сохранение только того жилищного фонда, который находился в их ведении, а за сохранение жилищного фонда, находящегося в ведении государственных предприятий, организаций и учреждений непосредственно эти предприятия, организаций и учреждения.
В 1938 г. создается Комитет по делам строительства при Совнаркоме СССР, на который было возложено регулирование проектного и строительного дела, установление производственных и сметных норм, типизация и стандартизация в строительстве. В мае 1939 года организован общесоюзный наркомат по строительству (Наркомстрой), которому было поручено осуществление промышленного и связанного с ним жилищного и культурно-бытового строительства, а также разработка и утверждение норм, технических условий, стандартов и типовых проектов по строительству.
Бытовое, медицинское и прочее социальное обслуживание ведется в основном через предприятия. В градостроительной практике появляется новый термин – «градообразующее предприятие», т.е. предприятие, которое должно в ходе организации быта своих работников создать необходимую социальную и инженерную инфраструктуру для всего населенного пункта или района города. Так на практике осуществляется сталинская реплика «Кадры решают все!» Но и для самих «кадров» принимаются решения в области улучшения жилищных условий. В период первых пятилеток «стахановцам» предоставлялись бесплатныеотдельные квартиры. А в 1936 г. принимается единственное за весь послереволюционный период в России Постановление о предоставлении дополнительной площади ученым в размере 20 м2 в виде отдельной комнаты.
Работая в мастерской №11 в 1933—1935 гг., Буров выполнил известный проект жилого дома на ул. Горького, 25 в Москве, который вошел во все архитектурные энциклопедии.
Проект этого дома предусматривал последовательное возведение его в две очереди, что было связано с осуществлением плана реконструкции ул. Горького и сроками переноса здания глазной больницы. В 1933-1934 гг. разрабатывалась и в 1935-1936 гг. была осуществлена первая очередь строительства жилого дома для сотрудников Наркомлеса.
В первоначальных эскизах дома можно проследить развитие архитектурно-философских и стилистических поисков. Сохранилось три основных варианта проекта первой очереди дома. В первом варианте еще заметно сильное влияние конструктивизма: сплошное остекление фасадной стены сочетается с ренессансным решением карниза и оформлением здания с использованием скульптуры. Это несколько эклектичное решение не удовлетворило автора. Следующий вариант уже более близок к осуществленному. Членение фасада подчеркнуто здесь сплошным широким балконом на уровне четвертого этажа. В последующем, третьем варианте, линия балкона на четвертом этаже разрывается и становится более изящной, как бы пунктирной. При этом восстанавливается плоскостное единство стены и вместе с тем сохраняется удачное пропорционирование горизонтальных членении, на этом эскизе определялись детали фасада.
В докладе на творческой дискуссии в 1936 г. Буров говорил: «В образе дома я стремился найти выражение жизнерадостного лиризма. Предпосылки для этого были крайне неблагоприятными. Дом стоит на северной стороне ул. Горького, где никогда не бывает солнца. Стена высотой в 30 м и толщиной в два кирпича не дает возможности для рельефного решения; отсюда неизбежна была плоскостная трактовка объема. Тогда возникла идея применения живописи[…] Думается, что дом на ул. Горького- один из первых шагов синтеза архитектуры и живописи, так как я работал вместе с В. А. Фаворским, А. Д. Гончаровым, М. С. Родионовым. Мне кажется, что в этом отношении он заключает в себе элементы новой жилой архитектуры…».
В печати, на творческой дискуссии и при общественных обсуждениях отмечался масштабный, выразительный и индивидуальный образ этого жилого дома, стоящего на главной столичной магистрали, решенный немногочисленными лаконичными архитектурными средствами. Дом имел удачные, изящные пропорции, органичные членения главного фасада, соответствующие крупному масштабу улицы; сильный вынос и выразительный рисунок венчающего карниза. Тщательная прорисовка деталей обрамления витрин, дверей, окон, входного портала, чугунных ворот и балконных ограждений – выгодно отличали это сооружение от «слепого копирования», которое в те годы бичевалось в прессе. Буров привлек своего учителя и коллегу Фаворского, который помог необычно оформить интерьеры в графике и живописи.
Планировка квартир, хорошие пропорции комнат, широкое применение встроенных шкафов, устройство в каждой квартире балконов на южном фасаде, выходящем во внутренний двор, делали дом удобным и современным. В 1937 г. за жилой дом на ул. Горького (I очередь), как один из лучших домов Москвы, А. К. Буров был удостоен премии Моссовета.
Война прервала строительство и вторая очередь жилого дома, предназначавшегося для работников Государственного Академического Большого Театра, проектировалась после большого перерыва. Окончательный вариант этой части здания разрабатывался в 1946—1948 гг. в творческой мастерской А. К. Бурова Академии архитектуры СССР. Строительство дома было завершено в 1950 г.
В целом жилой дом был решен в виде П-образного здания, занимающего весь квартал между переулками Благовещенским и Садовских.
Архнадзор на постройке дома на ул. Горького, 25 (I очередь) осуществлял архит. А. Ф. Попов. К разработке фрагментов дома II очереди строительства по ул. Горького, 25 в 1937 г. А. К. Буров привлек своих учеников — А. Криппу, Е. Новикову и Р. Семерджиева. В 1946-1950 гг. помощниками Бурова были архитекторы Р. Блашкевич и Л. Степанова.
Буров отверг механическое повторение существующей части, предложенное магистральным архитектором, и выбрал более трудное, но более интересное решение. Здание состоит из двух самостоятельных частей, объединенных чуть западающей центральной вставкой. Благодаря введению вставки между старой и новой частями иусложнению ритма здания получилась живая и интересная композиция.
Трехъярусная аркада вставки, членения которой придают зданию крупный градостроительный масштаб, характер архитектурных деталей, богатая орнаментальная пластика пилястр и архивольтов арок делают вставку основным композиционным акцентом здания и улицы.
В доме второй очереди строительства применены новые более комфортабельные планировки квартир, другие высоты этажей, новый рисунок и конструкция венчающего карниза, новые архитектурные детали, изменены размеры окон и рисунок переплетов, размещение балконов и рисунок их ограждений; вместо живописи-сграффито использованыскульптурные вставки, рельефы на пилястрах витрин и обрамлении арок. Построенные с перерывом в 15 лет эти две части здания, отличающиеся членениями и деталями, составили гармоничное целое. Жилой дом на ул. Горького до сих пор служит примером тонкого понимания принципов классического архитектурного наследия и творческой переработки их в современной архитектуре.
Таким образом, трудные поиски архитектурной формы первых лет революции вылились всоздание основательного и комфортного жилья. Революция многих лишила не только дома, но и Родины. Долгое время люди стремились как можно меньше пребывать дома из-за невыносимых условий быта. Пришло время возвращаться по домам. Середина 30-х годов – расцвет жилищного строительства по всей стране.
В книге «Об архитектуре» Буров, посвятивший большую часть архитектурного творчества жилью, размышляет о произошедшей в середине 30-х годов трансформации идеижилища. Рассматривая историю развития архитектуры, он задается вопросом: «Что чему предшествовало в архитектурном развитии — жилище общественному сооружению или наоборот?» Заметим, что архитектор задумывается над этой проблемой в момент описанного выше строительства монументальных общественных сооружений, имевших, казалось бы, куда большее значение, нежели какой-то жилой дом. Но Буров отвечает таким образом:«Из всей истории архитектуры видно, что жилище предшествовало общественному сооружению» … «С жилища начинается архитектура, с жилища начинается город… Первым сооружением человека было жилище, дом. И пример жилища показывает, что именносодержание определяет в конце концов образ сооружения.»