Жилищный сектор Российской империи вплоть до промышленного подъема во второй половине 19-го столетия был достаточно однообразен типологически. На территории, где в избытке имелась древесина, — возводились деревянные жилые постройки и дворовые службы. В южной части России – превалировало жилье, которое в современной технической типологии именуется «саманно-камшитовым», представлявшим собою глинобитные дома («мазанки») с камышовыми крышами. Причем, подобные сооружения использовались различными социальными прослойками населения. Отличались они лишь размерами, внутренним и внешним убранством. К примеру, более состоятельные владельцы мазанок имели деревянные полы, а не земляные.

На фотографиях предреволюционного Ижевска видно, что структура жилищного сектора России и к началу 20-го века жестко сохраняет господствующий тип городской застройки – это преимущественно деревянные дома с тесовыми или гонтовыми крышами.

Первые каменные здания на Руси начали строить после пожара в Москве в 1382г. Ранее 10-го века о таких постройках сведений не имеется, каменщики приглашались исключительно для постройки храмов. Имеется несколько свидетельств о технической типологии жилищного сектора 30-40 годов 18-го столетия.

Неоднократно посещавший Москву немецкий путешественник, ученый и дипломат Адам Олеарий писал, что «почти все жилые городские дома построены из дерева. Крыши делают из теса, отчего бывают частые пожары, так что не проходит не только месяца, но даже и недели, чтобы не сгорало несколько домов, а иногда при сильном ветре, целых улиц».

Антиохийский Патриарх Макарий, посетивший Москву примерно в то же время, пишет: «…дома во всей стране московиты строят из еловых бревен… Пожары у них беспрестанно…».

Поскольку при строительстве жилья повсеместно использовались строительные материалы, поддерживающие горение, первые попытки нормирования городской жилищной застройки сводились исключительно к противопожарным мероприятиям.

Царские указы о суровом наказании беспечных виновников пожаров и поджигателей — чередовались с требованиями применять при строительстве камень. Однако каменные постройки могли себе позволить немногие домохозяйства, поэтому пожары становятся неотъемлемой частью нерегулируемой городской застройки.

Пожар 1356 г., во время которого сгорел Кремль и Замоскворечье, по летописям известен следующим описанием: «…в один-два часа весь город сгорел без остатка. Была тогда сильная засуха и буря была к тому же сильная, перекидывала за 10 дворов головни и бревна с огнем и нельзя было тушить…». О пожаре 1485 года в летописях оставлено другое свидетельство: «Погорел город Москва, Кремль весь… Железо вдавилось, как олово, расплавленная медь текла, как вода».

В Москве пожары становятся настолько привычным явлением, что жители относятся к ним почти спокойно. Можно с уверенностью утверждать, что в этот момент в России имеется самостоятельная социальная прослойка – погорельцы, живущие случайными заработками и нищенством. Вплоть до 15 века пожар считался «большим», если огнем уничтожалось несколько тысяч дворов. Если сгорало 100-200 домов, то о таком пожаре даже не говорили. По сути, за столетия сформировался уютный, несуетный уклад: заготовили древесину, пригласили плотников, за неделю возвели новый дом.

Выгорели всем кварталом – пошли по окрестным деревням побираться, либо в складчину возвели новый дом за неделю, продав часть земельного надела. Интересны русские поговорки на «противопожарную» тематику: «Нищему пожар не страшен, одна деревня сгорит – в другую перейдет!» Легкость возведения построек и обилие древесины — позволяли быстро восстанавливать сгоревшее жилье. На месте недавнего пожара, как правило, возникала еще более плотная деревянная застройка. Развитие крупных городов, рост народонаселения, — увеличивали и масштабы пожаров.

В 1493 году страшный пожар истребил жилую застройку Москвы и только что отстроенного заново Кремля, а в Кремле – каменные храмы и новый «великого князя двор». В 1495 году, очевидно от великой досады на этот пожар, начавшийся за Москвой-рекой от простой «грошовой свечки» в церкви св. Николы (на Берсеневе), Иван III указал отодвинуть (убрать) деревянную застройку посадов во все стороны от Кремля на 110 сажен (200 м). По указу Ивана III вокруг Кремля возводят каменные стены, гидротехнические сооружения, копают пруды, в столице, а затем и в других крупных городах России проводятся государственные противопожарные мероприятия.

К концу 15-го века в Москве улицы расширяют, городские стены возводят из огнестойкого материала. Однако в жилищном секторе противопожарная обстановка остается очень сложной. Дерево, предоставляющее единственную возможность быстрого возведения теплого и комфортного жилища для подавляющей части населения, практически не имеет конкуренции в жилищном строительстве, поскольку одновременно является наиболее доступным и дешевым строительным материалом на большей части России.

Использовавшиеся в качестве покрытия гонтовые и тесовые крыши также представляли особую опасность при пожаре соседних домов. Специальными царскими указами вводится запрет на озеленение населенных пунктов хвойными насаждениями, включая пихту и можжевельник. В крупных городах владельцев жилья с гонтовыми и тесовыми кровлями обязывают иметь на чердаках емкости, наполненные водой, укрытые рогожей. Тем не менее, при городской скученности практически единственным средством борьбы с огнем становится немедленная разборка соседних строений.

Простота и дешевизна деревянных крыш, их практичность и высокие эксплуатационные качества, полное отсутствие альтернативных систем – создали этому способу устройства покрытий огромную популярность на протяжении почти четырех столетий. При возгорании соседних строений довольно было небольших порывов ветра, чтобы такая кровля немедленно занялась от искры или головни. В результате выгорали целые жилые кварталы и даже города. К примеру, город Саратов за время своего существования почти полностью выгорал 15 раз.

Крыши дворовых служб, овинов, сараев – вплоть до середины 18-го века крыли соломой и камышом. Крыть тесом такие сооружения считалось излишней роскошью, недопустимой для христианского благочестия. Вплоть до конца 16-го века само тушение пожаров считалось несовместимым с христианской моралью. Пожар воспринимался карой Господней за грехи, поэтому «очистительный огонь» следовало воспринимать с христианским смирением.

Первые попытки нормативного регламентирования жилищного строительства относятся к началу 18-го столетия. С 1712 года в Санкт-Петербурге было запрещено строительство деревянных домов, в Москве это положение действовало с 1700 года. Кроме каменных, разрешалось строить только глинобитные дома.

Но после каждого пожара на остывающем пепелище, в еще более стесненных условиях, погорельцы вновь начинали возводить деревянные дома, зачастую менее капитальные, чем сгоревшие. В окрестных селах и деревнях складывается типичный уклад, сопутствующий со второй половины 18-го века любому городскому центру России: все трудоспособное сельское население зимой, в период прекращения сельскохозяйственного сезона, отправляется в город в составе плотницких артелей или нанимается на заготовку строительной древесины. Деревянные сооружения привлекают застройщиков еще и тем, что при их строительстве используется малоквалифицированный, низкооплачиваемый рабочий труд.

«- Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ничего. Супротив человека ты все равно, что плотник супротив столяра!» — это выражение столяра из повести А.П. Чехова «Каштанка» глубоко отражает сложившуюся в России картину строительства жилья. В жилищном секторе уверенно доминируют лишь две рабочие профессии: печник и плотник, причем, в качестве плотника можно нанять практически любого, поскольку все население, живущее в деревянных домах, имеет необходимый минимум рабочих навыков.

Интересно, что при Петре I возникают первые попытки проникновения на отечественный жилищный рынок зарубежных технологий. В этот период домовладельцам строго предписывается использовать в качестве материала для крыш только черепицу, существовавшие деревянные покрытия предлагалось немедленно заменить на черепичные.

Черепичные кровли, рекомендованные из европейского опыта «птенцов гнезда Петрова», действительно не способствовали распространению огня. Случайные искры гасли, а головешки легко сбивались с черепицы крючьями. Однако, в противовес деревянным тесовым крышам, черепичные кровли показали себя крайне негативно в российских условиях. Они нуждались в ежегодном дорогостоящем ремонте, проваливались под снегом, набирали огромное количество влаги весной, вследствие чего под ними постоянно гнили деревянные стропильные конструкции.

Население противилось царскому указу и по причине дороговизны заморской черепицы. Впоследствии распространение черепицы было ограничено южными и западными областями России.

Со времен Петра I здания в городской черте разрешалось строить «в одно жило», т.е. в одну линию, противопожарные разрывы между ними по новому указу составляли не менее 13 м. Во избежание катастрофических пожаров все деревянные постройки, находящиеся вблизи важных и пожароопасных объектов, в Санкт-Петербурге и Москве были снесены.

В 1700 г. Петр I издал указ, запрещавший строить деревянные здания на погорелых местах в центральной части Москвы и обязывающий возводить каменные строения «по линии, а не во дворах». При этом постройки нужно было осуществлять только по чертежам архитекторов. Однако с 1714 г. сооружение в Москве и других городах новых зданий, а также восстановление и ремонт старых было ограничено, в Москве и других городах России абсолютно запрещалось каменное строительство. Это чисто политическое решение было связано с тем, что основное внимание уделялось новой столице — Санкт-Петербургу, масштабность и капитальность застройки которой должна была затмевать все прочие населенные пункты. Это решение вызвало резкое возрастание числа пожаров по всей России.

За нарушение правил пожарной безопасности в Москве и Санкт-Петербурге с 1722 года устанавливались штрафы: «Со знатных людей 16 алтын и 4 деньги», с незнатных — в два раза меньше.

После смерти Петра I, в 1728 г. был издан Указ «О построении домов в Санкт-Петербурге с соблюдением всевозможных предосторожностей от огня», вновь разрешавший возведение каменных построек в связи с предполагавшимся при царе Петре II переносом столицы обратно в Москву. Верховный тайный совет был вынужден снова регламентировать застройку дворов и улиц в Москве. Предписывалось, чтобы новые здания, построенные в глубине дворов, соединялись по линии улиц забором, а новые улицы должны были быть шириной не меньше 5—6 саженей. В Указе регламентируются способы возведения печей узлы их сопряжения с крышей. Печи разрешалось устанавливать только на несгораемом фундаменте, причем сама печь отделялась от стены дома двумя кирпичами.

Описания современников больших городов 18-го века сохранили свидетельства страшных пожаров. Основные причины — исключительно деревянные постройки при большой их плотности, отсутствие пожарной охраны, небрежность обращения населения с огнем. Противопожарные требования в строительстве постоянно дополнялись. В частности, в 1736 г. были введены нормы по строительству противопожарных стен – брандмауэров. Позднее издан указ о запрещении строительства чердачных помещений. Мезонины были разрешены лишь в усадьбах, дачах и сельской местности.

Печатные указы о противопожарных мерах и соответствующих инструкциях в жилищном строительстве рассылались во все города и села Российской империи, их зачитывали в церквях по воскресным и праздничным дням. В 1737 г. в Санкт-Петербурге учреждается особая строительная комиссия для надзора за новым строительством и разработки противопожарных мероприятий в жилищном секторе.

Таким образом, единственной основой для выработки нормативных актов в строительстве в это время являются исключительно противопожарные мероприятия.

---

В 30-х годах 18-го столетия государственный сектор в рамках создания Государственного Кадастра, начатого Петром I, приступает к закреплению городских границ и выполнению опорных генеральных планов городов России. Эти масштабные мероприятия начинаются с исторического Указа 1731 г. «О делании плана города Москвы». Разработка опорного плана Москвы растянулась на 8 лет.

При его составлении была впервые выполнена геодезическая съемка, выявившая действительную топографию города. Геодезической съемкой с натуры руководил архитектор Иван Федорович Мичурин (1703-1763).

До 1775 г. этот план, несмотря на свой малый масштаб, служил для выравнивания по нему улиц при выдаче архитекторами разрешений и планов на постройку и застройку дворов. В плане кривые линии улиц и площадей были заменены прямыми и параллельными линиями, чтобы в дальнейшем ставить дома по ним.

Ограничение на возведение новых каменных зданий существовало в России не более 15 лет. Но эти полтора десятка лет стали катастрофическими для структуры жилищного фонда.

Это обстоятельство выявляет важную особенность жилищного сектора: на государственном уровне не составляет труда запустить негативные процессы в секторе домохозяйств, прежде всего, перекрыв централизованные инвестиционные потоки, не позволяя аккумулировать средства для капитального строительства. Но даже на государственном уровне очень сложно преодолеть весь комплекс возникающих при этом последствий.

Со второй половины 18-го века пожары в жилищном секторе принимают характер народного бедствия. Этому способствуют и частые засухи, сопровождавшиеся возгоранием торфяников возле крупных городов.

I. Накануне пожаров: * Каменные – 1122; * Деревянные – 15046; * Деревянные с каменным цоколем – 676: * Глинобитные – 532

II. После пожаров: * Каменные – 1209; * Деревянные – 5538; * Деревянные с каменным цоколем – 1045; * Глинобитные – 986

Только во время пяти пожаров 1748 года в Москве сгорело 6620 объектов, среди которых было 519 покоев, 1924 двора, 32 церкви, 3 монастыря.

Вначале 70-х годов 18-го века к засухе присоединяется чума. Практически единственным средством борьбы с эпидемией становится выжигание охваченных чумой жилых деревянных кварталов. На рис. 9 представлена структура жилого фонда в Москве до пожаров периода чумных бунтов и после: по состоянию на 1775 год в Москве насчитывалось 8778 жилых дворов (из которых только 1209 были каменными), 24 монастыря, 256 церквей. До чумного бунта количество деревянных жилых строений в Москве приближалось к 20-ти тысячам. Всего в городе по приказу Григория Орлова было намеренно сожжено 3000 домохозяйств со всеми хозяйственными постройками. Чумные поджоги нередко становились очагами новых пожаров. Такого огромного уничтожения огнем жилых построек не было в Москве более 100 лет. Еще 6000 домов подверглись тепловой обработке, окуриванию горячим дымом; все домашние вещи были сожжены на кострах. После «тепловой обработки» бревна построек тлели несколько дней.

Накануне чумы 1770 г. обеспокоенные масштабами огненной стихии москвичи через своего депутата князя А. Голицына в 1767 году обращаются к комиссии по выработке нового Уложения с «Наказом от жителей города Москвы». В одном из пунктов этого документа говорилось: «Для предосторожности от пожарных случаев, коими здешний город многократно весь почти в пепел обращаем был, необходимо кладку печей, каминов, очагов производить под присмотром мастеров». Кроме этого москвичи обращали внимание комиссии на большую плотность за стройки. «Так как из-за скученности уже построенных деревянных строений едва ли можно что предпринять, то необходимость заставляет просить, чтобы в знатнейших частях города запрещено было деревянные строения и жителей принудить каменные дома и службы крыть черепицей».

Как видно из этого обращения, наибольшую проблему возведения жилья этого периода составляют: стесненность застройки, низкий кадровый состав строительных рабочих, использование строительных материалов, поддерживающих горение.

---

Во второй половине 18-го века в России спешно форсируются разработкаградостроительных правила городской застройки на основе возникающих опорных планов населенных пунктов. В этот период в большинстве городов еще сохраняется практически средневековый уклад, а жилищная застройка носит хаотический характер. Парадные городские центры немедленно обрастали убогими, неблагоустроенными окраинами, называемыми «слободами» или «слободками», вплотную подступавшими к дачному окружению крупных городов. Положение усугублял упомянутый выше апрельский Указ 1714 года, которым Петр I велел «купцам и мещанам селиться в слободах».

Городская недвижимость регистрировалась в «Переписных книгах», по месту своеобразной «прописки населения», — перепись дворов осуществлялась по церковным приходам. По «Переписным книгам» можно судить о плотности застройки в слободах. Землевладения здесь к концу 18-го века дробилась на целый ряд мелких владений с площадью в несколько сотен и даже десятков квадратных сажен, граничивших с владениями по 2, 4 и более десятин земли. В каждом дворе слободы старались держать скотину.

Городская теснота заставляла представителей городской знати устраивать себе дачи с садами и огородами за границей слободок. Хозяйственная сторона этих «загородных дворов» играла главенствующую роль до середины 19-го века. Независимо от социального происхождения, каждое домовладение стремится обеспечить себя основными продуктами питания самостоятельно. «Жить дачей» — это вовсе не традиция времен социализма, когда гражданам выделялись шесть соток земли. Это древний городской уклад практически всех российских городов. Известна челобитная 1648 года на имя царя Алексея Михайловича от жителей московских слободок, жаловавшихся на разросшиеся дачи, из-за которых в слободках становится сложно держать крупный рогатый скот: «а ныне около Москвы животинных выпусков не стало, потому их заняли бояре и ближние люди и Московские дворяне и дьяки под загородные дворы и огороды, а монастыри и ямщики те животинные выпуски распахали в пашню».

Первые попытки ограничения распространения загородных дворов были предприняты во второй половине 17-го века вводом норм земельных наделов: «за городом боярам 100 саж. длиннику и 40 поперек, думным 60 длиннику и 30 поперек. Стольникам 35 длиннику и 17½ поперек, стряпчим и дворянам длиннику 30 саж., поперек 15 саж. и подьячим длин. 6, поперек 3 саж.». В городской черте земельные наделы сокращались «всем вполовину». Но большого значения этот указ уже не имел, плотное «дачное кольцо» крупных земельных наделов уже сформировалось в большинстве городов России. С первой половины 18-го века огромные пригородные «дачи» входят в городскую черту, приписываемые к приходам ближайших нищих слободок.

«Переписная книга города Москвы 1638 года» обозначает одну из пригородных московских слобод названием «Слобода Тверская Костянтиновска Хамовная, а в ней у церкви Николы Чудотворца». Вся слобода состояла в тот год из 65-ти «тяглых дворов», 4-х «вдовьих дворов», 3-х «пустых дворов», одного «двора попа» и одного «двора дьякона». Наряду с ними отмечен и один «двор нищего». Слободу заселяли «хамовники», т..е. ткачи, полотнянщики, скатерщики, занимавшиеся «хамовным делом», иначе «белой казной». Хамовники поставляли различные полотна (льняное и конопляное тканье), скатерти, убрусы, наволоки, подкладки под сукна и пр.

С 1703 года, согласно «Переписным книгам», к слободе приписаны и дачи: «загородный двор стольника Мартемьяна Харлампиева сына Лопухина» — мерой «длиннику 160 сажен, поперек 45 сажен». Вместе с Лопухиным к нищим дворам слободы приписаны еще более внушительные «дворы» стольника В.Г. Нарышкина, стольника князя Ф.А. Голицына и стольника И.П. Аничкова.

«Актовые книги города Москвы» свидетельствуют, что огромные загородные владения московской знати, в том числе и в районе слободы Хамовников, часто сдаются в аренду под деревянную застройку мелкому люду. На небольших заарендованных земельных участках, ориентированных по сторонам улочек ближайшей слободы, вплотную к ограждению главного владения лепятся домишки арендаторов: суконщиков, коробейников, житников, шубников, игольников, кабатчиков, сапожников, кузнецов, дровосеков, солодовников, бронников, шапочников, извозчиков, пушников и свитников.

Права на недвижимость в городской черте регистрируются записью в «Межевых книгах». Эти же книги являлись своеобразными адресными книгами, поэтому описание владения предваряли следующего вида заголовки: «Идучи от Пречистенской улицы по Хамовой улице ж к церкви Николая Чудотворца, что в Хамовниках, по правую сторону». Каждое владение в городской черте имело инвентарный номер и снабжалось полным описанием прилегающих соседских владений: «Двор № 75 с огород. колл. асс. Петра Яковлевича Ржевского. Двор № 76 с огородом Ив. Ив. Аничкова. Двор № 77 с садом графа Апполоса Епофродитовича сына Мусина-Пушкина, владеет по купчей, данной 705 года февраля 27 дня от стольника Венедикта Хитрова боярыне княгине Ульяне Урусовой».

---

Еще до московских чумных пожаров, в 1762 г., по Указу императрицы Екатерины II была сформирована «Комиссия для строения Санкт-Петербурга и Москвы». Во исполнение императорского Указа надлежало «сочинить» план Санкт-Петербурга и Москвы. В 1763 г. Сенат издал Указ «О сделании всем городам, их строению и улицам, специальных планов по каждой губернии особо». В том же году генерал квартирмейстером П. Ивашевым был составлен план Москвы и ее окрестностей, а в Межевой канцелярии под руководством инженера генерал-майора Горихвостова подготовлен новый «Генеральный план г. Москвы».

В 1774 г. был учреждается особый департамент для разработки плана и проекта по улучшению строения в Москве. Очередной Генеральный план был составлен на основе плана Горихвостова. В 1775 г. Екатерина II утвердила доклад Комиссии департамента по плану города и приложенный к нему «Прожектированный план г. Москвы». При сложившихся имущественных отношениях в жилищном секторе от плана имелось очень много отступлений на практике, что затрудняло его использование для практического руководства. В связи с этим главнокомандующий А. А. Прозоровский в 1792 г. образовал Комиссию для составления нового проектного плана Москвы. В 1789 г., через 50 лет после издания первого геодезического плана Москвы, составленного И. Мичуриным, вышел второй план, составленный подпоручиком И. Марченковым, «архитектуры I класса помощником». Этот план был издан на средства купца Н. Кольчугина. В 1796 г. на средства купца Т. Полежаева были напечатаны план Москвы и книга-указатель.

Как видно из рис. 5, попытки выработать единые нормативные градостроительные подходы – не оказывают существенного влияния на формирование структуры жилищного сектора. Даже после массовых пожаров времен чумных бунтов — более 70% жилищного фонда в Москве составляли деревянные дома. В других городах, исключая Санкт-Петербург, этот процент был неизмеримо выше.

Дешевизна и скорость строительства деревянного дома, частная собственность на городские земли, — сводят на нет все попытки государственного сектора влиять на частную городскую застройку путем «прожектированных планов». Надолго слова «прожект», «прожектер» в русском языке становятся нарицательными в обозначении заведомо невыполнимых решений. Деревянная изба, издревле предпочитаемая всеми слоями общества, с завидным упорством обходит все екатерининские запреты.

Для повышения долговечности строения в городской черте срубы обшивают тесом, чтобы бревна «закаменели». Тес красят в яркие нарядные цвета, особняки имеют парадный и черный входы. Этот тип жилища необычайно популярен среди небогатой городской знати.

Деревянные дома были настолько популярны, что именно они становятся основой и нового сектора на жилищном рынке России, формирующегося в конце 18-го века – доходного дома. Наряду с печами, служившими одновременно для приготовления пищи, здесь устанавливаются небольшие печи, использовавшиеся только для обогрева помещения – голландки. В деревянном доходном доме, где внаем сдавались комнаты, не имевшие отдельного выхода, — высота потолка нормировалась не менее 4 аршин (около 3 м), поскольку для жильцов густонаселенного дома была велика опасность погибнуть от угарного газа при рано задвинутой вьюшке. Как правило, такие дома имели одну кухню, которая обслуживалась кухаркой, нанимаемой домовладельцем. В этом случае дом сдавался на условиях пансиона.

Для сокращения строительного объема в деревянных доходных домах устраивалось несколько входов, в этом случае сдавались не «углы» или комнаты, а отдельные квартиры, каждая из которых имела кухонку, примыкавшую к сеням. В арендную плату квартир входила «складчина» для ремонта деревянной крыши. Иногда для строительства такого дома объединялось несколько малоимущих застройщиков.

Фасады таких домов представляли «лоскутное одеяло», поскольку ремонт внутренних помещений оставался «на совести» отдельного арендатора.

Выкрашенные в разные цвета рамы, частичная обшивка тесом, разномастные пристрои, сгнившие венцы срубов – уродовали облик городской застройки. С 60-х годов 18-го столетия в России начинают выходить «листы» доходных деревянных домов, пользовавшихся огромным спросом вплоть до начала 20-го века.

Выкрашенные в разные цвета рамы, частичная обшивка тесом, разномастные пристрои, сгнившие венцы срубов – уродовали облик городской застройки. С 60-х годов 18-го столетия в России начинают выходить «листы» доходных деревянных домов, пользовавшихся огромным спросом вплоть до начала 20-го века.

Таким образом, на территории России сложилась не имевшая себе равных технология обустройства жилища, вполне отвечавшая суровым климатическим условиям, наличию природных ресурсов и техническим возможностям. Строительство деревянной избы было практически безотходным производством, где использовались даже стружки и опилки. Но не только это обстоятельство обуславливало высокую пожарную опасность деревянного жилища. Жилые срубы изготавливались в два этапа. Вначале сырую древесину собирали в сруб, выдерживая ее до тех пор, пока бревна не отдавали значительное количество влаги. Затем сруб разбирался, бревна доставлялись к месту окончательной сборки. Наряду с наличием в конструкции избы ряда деталей, обладавших повышенной опасностью при пожаре, эта технологическая особенность создания комфортабельного, сухого деревянного дома — оказались решающими при формировании отечественного нормативного пространства в области жилищного строительства. Основной стратой его развития становятся противопожарные мероприятия.

Вне зависимости от материала ограждающих стен, все жилые дома с деревянными крышами и перекрытиями назывались традиционными. Это общее название каменных, глинобитных, деревянных сооружений отвечало традиционному сценарию тушения пожаров при их возгорании: пожарные всеми силами стремились оттянуть время обрушения деревянных балок перекрытия, чтобы обеспечить пути эвакуации.