Со второй половины 18-го века развитие жилищного строительства в России характеризуется многообразием градостроительных приемов выявления пространственной взаимосвязи и художественного единства архитектурных ансамблей, гармонично сочетавших старую и новую застройки. К началу 19-го века складываются общие подходы к регулярной планировке городов. На основе специально разработанных генеральных планов были перестроены Тверь, Ярославль, Кострома, Псков, Калуга, Полтава и многие др. города.
Торжественные фасады новых каменных домов-храмов органично увязывались с общим развитием городского пространства, включавшего в себя историческую застройку и выдающиеся архитектурные ансамбли, что не имело аналогов в мировой практике. Впечатляющие масштабы городской перепланировки и новой застройки этого периода позволили в полную силу проявиться выдающимся русским зодчим М. Г. Земцову, И. К. Коробову, П. М. Еропкину, А. И. Квасову, В. И. Баженову, М. Ф. Казакову, И. Е. Старову, А. Д. Захарову, А. Н. Воронихину, К. И. Росси, О. И. Бове, В. П. Стасову и др.
В качестве основы планировочной композиции, в основном, использовалась лучевая система улиц, направленных к центральному ядру города.
Но в целом российские города этого периода представляют собою несколько центральных улиц, которые обступают многочисленные слободки, зажатые крупными земельными наделами пригородных дач.
- одноэтажный дом с тремя-четырьмя окнами на улицу, состоявший из сеней, кухни и двух небольших жилых комнат, — «для подлых» (не имеющих чина -ремесленников, мелких торговцев и пр.);
- одноэтажный дом, но с небольшим мезонином и 14-ю окнами – «для зажиточных»;
- двухэтажный каменный дом с подвалом и высокой кровлей «с переломом», т.е. с устройством вальмовых плоскостей крыши и многочисленными ендовами — «для именитых».
Дома «для именитых» надлежало устраивать с симметричным фасадом, на котором выделялось своей величиной и архитектурной обработкой среднее окно в центре второго этажа, над парадным входом. Симметричной была и внутренняя планировка дома с анфиладой господской части. Однако, по старому обычаю, посредине располагались сени и русская печь, с которыми были связаны все жилые помещения. Фасад такого дома украшался лопатками и филенками, углы обрабатывались рустом.
Эта типология жестко учитывала не столько социальное расслоение, сколько действительные материальные возможности практически всех групп городского населения, поэтому просуществовала в провинции до начала 20-го века. Она стала основой массовой перепланировки улиц российских городов.
В 1809 году в дополнение к существующим издаются правила, согласно которым деревянные строения с печным отоплением должны были возводиться на расстоянии не менее 25 м друг от друга. Категорически запрещалось строительство деревянных двухэтажных домов, второй этаж допускалось возводить из дерева только в том случае, если первый этаж был каменным. Чтобы новые требования в городском жилищном строительстве соблюдались неукоснительно, планировалось предусмотреть ответственность архитекторов и строительных подрядчиков за несоблюдение противопожарных мер и отсутствие во вновь строящихся зданиях противопожарных перегородок.
К началу 19-го века остро назрела необходимость кардинальных преобразований в жилищном секторе России. Однако, несмотря на насущный характер градостроительных реформ, им препятствовал ряд объективных обстоятельств, которые предстояло разрешить России в этом веке. Для русской культуры 19 век — это незабываемое, неповторимое время, которое чаще всего именуется как «золотой век». Но именно в период «золотого века» Россия дважды находилась у черты, когда весь мир полагал, что дни ее сочтены.
На рис. 4 схематично представлена структура государственного управления России при Александре I. Накануне нашествия Наполеона складывается два центра влияния на положение большей части населения, находящейся в секторе крепостных домохозяйств. Причем, один центр, дворянский, не отвечая за судьбу государства фактически, имеет куда более жесткие и легитимные рычаги влияния, закрепленные юридически. Этот сектор оказывает на все нижележащие структурные элементы лишь силовое, авторитарное воздействие, т.е. выполняет staff-функции. Отклик нижележащих элементов системы им не учитывается.
Сектор влияния представляет собою как бы «параллельный мир», множество «государств в государстве», где «до царя, как до бога далеко, а до барина близко». Многими представителями дворянства четко разделяется две ипостаси собственного существования: общественная, где он гражданин и человек, и усадебная, где он барин, которому человечность и гражданские чувства не обязательны. Добавим, что все дворяне являют собой костяк вооруженных сил, всех силовых структур. В полки дворян записывают с 7-летнего возраста.
В этих условиях государственный сектор, оказывая staff-функции на систему государственного управления, не имеет никаких гарантий, что сигнал будет доведен до нижележащих структурных элементов. По сути, в полном распоряжении «самодержца всея Руси» — лишь не6ольшая прослойка приближенных из правительства кабинета министров и слабый сектор государственной экономики в составе нескольких государственных заводов, обслуживающих армию, флот и отсталую инфраструктуру огромной по европейским меркам империи. Система государственного управления не предусматривает практически никакой возможности контроля хода выполнения управленческих решений, поскольку не предусмотрено никаких формализованных откликов нижележащих элементов.
Губернии – тоже являются «государствами в государстве», которые лишь просят решить их проблемы. Элементов среднего уровня, формализующей сигнал высшей иерархии, т.е. выполняющей line -функции, — не существует. Единственный управляющий сигнал, воспринимаемый винтиками этой системы – «не подмажешь – не поедешь». В 1727 году из-за непреодолимого взяточничества были прекращены выплаты жалованья канцелярским служителям, которым разрешили открыто брать «акциденции от дел».
Лишь Екатерина II ввела обязательную выплату жалованья всем чиновникам, издав 15 декабря 1763 года манифест «О пополнении судебных мест достойными и честными людьми и о мерах к прекращению лихоимства и взяток». Но даже министр юстиции граф Панин, составляя дарственную собственной дочери в Петербургском уездном суде, вынужден был через директора департамента юстиции М.И.Топильского дать сторублевую взятку конторщику, в руках которого было это дело.
Перед войной в России происходит событие, «не замеченное» большинством историков 19-го века. В описываемых условиях император Александр I делает то, чего до него не делал никто. Внутри государственной структуры он создает жесткую структуру, способную воспринимать формализованные сигналы высшей иерархии, существующую в особом пространстве, регламентируемом нормативами, основывающимися на естественных законах природы. После поездки за границу Александр I начинает приглашать в столицу инженеровлучших европейских школ, имеющих фундаментальные труды в прикладных технических дисциплинах.
«Инженер» (фр. ingénieur, от лат. ingenium — способность, изобретательность) — в начале 19-го века пока новое для России слово. Первоначально в Европе инженерами называли офицеров, управлявших военным снаряжением и осадными машинами. Впервые понятие «гражданский инженер» появилось в 16-м веке в Голландии применительно к строителяммостов и дорог и сложной системы плотин, с моря защищавших территорию Голландии, находившуюся ниже уровня моря. Еще с гезами это наименование перешло в Англию, а затем и в другие страны. До этой предвоенной технической «интервенции» иностранных профессоров — инженеров, способных выполнить расчеты наиболее сложных в техническом отношении сооружений, в России называли «розмыслами».
Практической целью Александра I было создание современной государственной инфраструктуры: дорог, гидротехнических сооружений, водопроводов и т.п. До него приглашались лишь архитекторы и ученые, занимавшиеся фундаментальными науками. Он впервые решает поднять строительство на передовой технический уровень, выделив в градостроительстве – инженерную составляющую.
С конца 18-го века в России изысканием, проектированием, строительством, реконструкцией и эксплуатацией наиболее сложных в техническом отношении объектов занимались Департамент водяных коммуникаций и Экспедиция устроения дорог в стране. В 1801–1809 годах оба эти ведомства возглавлял видный государственный деятель граф Николай Петрович Румянцев (1754–1826). В 1809 году он представил императору Александру I «Предложения о надежных мерах для учреждения по всей России удобных сообщений на суше и на воде». Граф Румянцев обрисовал пути создания единой, более совершенной структуры управления всеми транспортными коммуникациями, которая легла в основу существующей по сей день системы коммуникаций России.
Одновременно он выдвигает идею создания учреждения специального высшего технического учебного заведения для подготовки инженеров, способных возглавить строительство дорог и мостов, речных и морских портов, гражданских и транспортных сооружений. На основании предложений Н. П. Румянцева в соответствии с Высочайше утвержденным Манифестом от 2 декабря (20 ноября) 1809 года было образовано самостоятельное ведомство — Управление водяными и сухопутными сообщениями. Тем же манифестом учреждены Корпус инженеров путей сообщения и Институт корпуса инженеров путей сообщения. Первое из названных заведений создали для выполнения строительных и ремонтных работ, второе — для подготовки технических кадров корпуса:«Для образования способных исполнителей учредить особенный Институт, в коем юношеству, желающему посвятить себя сей важной части, открыты будут все источники наук, ей свойственных».
В 1808 на службу русским правительством был приглашен испанец Августин Хосе Педро дель Кармен Доминго де Канделярия де Бетанкур и Молина, переименованный в России в Августина Августиновича де Бетанкура (1758-1824). В чине генерал майора он прикомандировывается к Департаменту водяных коммуникаций и Экспедиции устроения дорог. Вместе с Бетанкуром приглашается французский капитан Сенновер, ставший его верным сподвижником. В 1809 г Александра I встречается с Наполеоном в Эрфурте, он просит разрешения Наполеона пригласить для преподавания в России четырех французских инженеров: Базена, Фабра, Потье и Дестрема.
13-го марта 1810 года граф Моле (Molé), главный директор мостов и дорог во Франции, адресовал к русскому послу в Париже, князю Куракину, Базена (Bazaine), инженера дорог и мостов (Ingenieur ordinaire des ponts et chaussés), которому с разрешения императора Наполеона было дано позволение поступить в русскую службу. В том же году к князю Куракину прибыли Фабр (Fabrё), инженер мостов и дорог, Потье и Дестрем, воспитанники 1-го класса Императорской школы мостов и дорог.
Русское посольство выдало каждому приглашенному инженеру дорожное жалованье в 3000франков. По прибытии в Россию французы были определены (21 июля 1810 года) на службу в Инженерный корпус водяных и сухопутных сообщений: Фабр и Базен — «директорами-производителями работ», Дестрем и Потье — «инженерами 2-го класса с чинами по учреждению, званиям сим соответствующими, с двойным жалованьем против того, какое имели они во Франции». М.Г. Дестрема, в это время находившегося в чине капитана, командировали (вместе с подполковником Базеном) «в ведение херсонского генерал-губернатора Дюка-де-Ришельё, для составления проекта евпаторийского порта и построения гидротехнических зданий в порте одесском…».
Шарль Мишель (Карл Иванович) Потье — крупный инженер-строитель. В Париже он закончил Политехническую школу и Школу мостов и дорог. Богатый опыт и инженерное дарование Потье широко используются в решении насущных проблем России: в разные годы он является инженером-изыскателем соединения рек Дона и Волги, управляющим Первого отделения Четвёртого округа путей сообщения в Одессе, членом Совета путей сообщения, управляющим Комиссии проектов и смет.
Будущий второй ректор Пьер Доминик (Пётр Петрович) Базен (1824-1834) — выдающийся инженер и учёный, математик, механик, закончивший Политехническую школу и Школу мостов и дорог в Париже. Александром I Базен назначен генерал-лейтенантом Корпуса инженеров путей сообщения.
Морис Гугович (Гугонович) Дестрем (1788 — 1855), воспитанник Политехнической школы. Он ставит преподавание «умозрительной механики». Под надзором Дестрема производились значительные работы на Николаевской железной дороге, а также при возведении моста через Неву. Стал редактором первого технического в России — «Журнала путей сообщения», затем был назначен председателем совета путей сообщения.
В 1810 году Бетанкуру поручается создание Института корпуса инженеров путей сообщения, которым руководил до конца жизни. Им был разработан и предложен учебный план, по которому готовили инженеров широкого профиля, способных вести любые строительные работы. Основную цель вверенного ему учебного заведения Бетанкур сформулировал так: «…снабдить Россию инженерами, которые прямо по выходе из заведения могли бы быть назначены к производству работ в Империи». Бетанкур привлекает к преподаванию всех иностранцев, находившихся в то время в России и имевших фундаментальное образование лучших европейских школ. Так на преподавание курса математики им приглашается французский математик Базимон, служивший домашним учителем у генерала Дурново. Он получил в Институте место профессора математики с чином майора.
Преподавание в Институте Корпуса инженеров путей сообщения велось на французском языке. Лучшие дворянские семьи почли за честь зачислить в Институт своих отпрысков, потому некоторые воспитанники Института даже не понимали по-русски. Однако следовало учитывать объективный факт, что сам вакабулярный аппарат русского языка в тот момент не был готов к передаче технически сложного материала.
Особенность организации учебных занятий Института корпуса инженеров путей сообщения состояла в совмещении общего научного образования с инженерным, тогда как даже во Франции, оно было разделено между Политехнической школой, основанной в 1794 году и дававшей фундаментальные знания, и Школой мостов и дорог, где воспитанников обучали применять знания на практике.
Расчеты строительных конструкций в Институте давались как курс прикладной математики. Это позволило воспитать блестящую плеяду строительных инженеров уже в первом выпуске.
В России пока не оценен по достоинству педагогический и научный труд этого «иностранного легиона». Популярны расхожие суждения о «засилье иностранщины» и препятствиям «русским самородкам» со стороны иностранцев, приехавших в Россию «поживиться». Однако на момент создания Института корпуса инженеров путей сообщения – «строить препятствия» было решительно некому. Развитие техники шагнуло настолько далеко, что на природную одаренность необразованного дилетанта рассчитывать уже не приходилось. Буквально через 15 лет Россия получает фундаментальные труды по всем разделам естественных наук на русском языке.
Не стоит забывать и о том, какие мытарства вынесли французские профессора в период Отечественной войны 1812 года. Французский посол в России граф Лористон уведомил их о начале войны России с Франциею и сообщил о целесообразности немедленного возвращения в свое отечество. Однако российским правительство все они были удержаны насильно и под конвоем отправлены на жительство в г. Ярославль. В ноябре месяце 1812 года, по распоряжению Министерства внутренних дел, профессора были переведены в Иркутск, где испытывали нужду и лишения, поскольку получали уже только ординарное содержание по чинам. Только после личного ходатайства Августина де Бетанкура государю, им было уплачено содержание по условию.
По окончании войны французов «удерживали» другими способами. 14 июня 1815 года российский император утвердил решение «об оставлении только в российской службе вызванных из Франции инженеров подполковников Фабра и Базена и маиоров Потье и Дестрема с пожалованием двух последних подполковниками со старшинством с 12 июля 1812 г. и с уравнением в содержании с двумя первыми».
За 16 лет своей службы в России Бетанкур вместе со своими французскими коллегами приложил немало усилий для превращения России в передовую в техническом отношении страну. Под его руководством был полностью переоборудован Тульский оружейный завод, где были установлены паровые машины, изготовленные по его чертежам. До Отечественной войны Бетанкур возглавляет строительство в Казани новой литейной для пушек; переоборудует Александровскую хлопчатобумажную мануфактуру (Павловск), руководит работами по углубление порта в Кронштадте и сооружению канала между Ижорским заводом и Петербургом с применением изобретённой им же в 1810 году паровой землечерпательной машины.
Бетанкур изобрел первую машину для работы в шахте по добыче ртути, агрегат для очистки технологического угля, оптический телеграф, машину для подводного спиливания свай. Под его руководством в Москве было сооружено здание Манежа, эксгаузера, в честь победы русского оружия над Наполеоном. Оно представляло собою первое в мире большепролетное здание (пролет 48 м), где одновременно мог разместиться марширующий полк. Бетанкур участвовал в превращении Нижнего Новгорода в центр международной торговли, спроектировав первые сооружения знаменитой впоследствии ярмарки.
Сложно переоценить все последствия столь беспрецедентного создания уникального технического вуза. С точки зрения государственного управления, следует обратить внимание на то, что в этом случае передовой иностранный опыт не копировался слепо. Был создан совершенно новый тип учебного заведения, полностью отвечавший выполнению глобальных государственных задач, стоявших перед Россией.
При этом учитывалось, что люди, подобные Бетанкуру и его коллегам, намного опередившие свое время, по сути, не являются представителями сектора заграницы. Они – «свои среди чужих и чужие среди своих», они — вне своего времени. От многих из них, доставлявших много хлопот начальству «дурным несносным характером» и бесконечным прожектерством, были только рады избавиться.
Александр I создает не просто передовое учебное заведение, но особую структуру, которая включает в себя данное заведение. В общей структуре государственного управления он выделяет независимые элементы, безусловно воспринимающие руководящие сигналы высшей иерархии в формализованном виде, не понятном для непосвященных.
В составе армий Наполеона французов было менее половины. Как говорилось на церковных службах того времени, на Россию «напал дванадесят язык Европы». С войсками Наполеона шли немцы, итальянцы, австрийцы, поляки, голландцы, венгры… численность иностранных захватчиков вдвое превышала аналогичное нашествие 1612 года. А.С. Пушкин писал, что Москва пострадала «…в 1612 году от поляков, а в 1812 году от всякого сброда».
Рассмотрим взаимодействие макроэкономических субъектов в момент нашествия Наполеона (рис. 5). С точки зрения сектора заграницы было сложно не заметить слабости государственной структуры России, вызванной далеко не гармоничным сосуществованием секторов влияния и ответственности. Хотя большинство стран накануне буржуазных революций середины 19-го века имели подобную государственную структуру, отношения между секторами регламентировались по конституционному типу, а в секторе домохозяйств не царило настолько жесткого подушного закрепления.
Сектор заграницы при этом стремился «прошить» связи явно архаичного макроэкономического субъекта – сектора дворянства, рассчитывая на его слабость. Основной целью сектора заграницы в отношении сектора влияния было слияние и поглощение, сектору ответственности в этом случае отводились административные функции. Внутренней политической стратегией Наполеона в захватываемых европейских государствах было наделение основных секторов влияния теми политическими дивидендами, которых они безуспешно добивались до него.
Складывавшиеся веками отношения между секторами ответственности и влияния — воспринимались сектором заграницы примитивно, с точки зрения бытовых, шаблонных представлений о России, как о «дикой стране», где по городским улицам ходят медведи. Наполеоном не учитывалось, что сектор влияния задолго до его вторжения выработал механизм дворцовых переворотов и выбора кандидатур самодержцев. В то же время механизм взаимодействия всех секторов российской государственной системы в это время был обусловлен только самодержавием. Сектор дворянства в России стремился получить дополнительные привилегии лишь за счет собственного влияния. Отношения с крепостными домохозяйствами рассматривались всеми секторами в совокупности, как внутреннее дело, в котором не должно быть замешено никакой посторонней силы, за исключением Божьего промысла.
Поэтому для Наполеона явилось полной неожиданностью четкое взаимодействие всех макроэкономических субъектов, разделенных, казалось бы, непреодолимыми противоречиями, которые ему оставалось лишь использовать.
Однако для нас наиболее важно – сегодняшнее восприятие «исторических уроков» сектором заграницы. До сих пор победа России в Отечественной войне 1812 г. рассматривается на Западе, как следствие плохих российских дорог, сильных морозов и неурожая 1812 года – из-за чего армиям противника «не удалось обеспечить нормальное снабжение». Более экзотические версии объясняют разгром войск Наполеона не всенародным участием в войне, массовым героизмом солдат и офицеров, полководческим дарованием Кутузова и других генералов, — а… вшивостью, в результате которой возникла эпидемия тифа. Подобные «объяснения» свидетельствуют о том, что большинство западных историков до сих пор безотчетно не могут смириться с победой России. Лучше всего суть этих «несбывшихся надежд» на развал России и неспособность к объективному анализу в ее отношении – высказал беспристрастный наблюдатель Клаузевиц: «Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведём итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников.»
Подобное отношение европейского окружения России к ее успехам, описанные подходы зарубежных аналитиков к оценке российских условий и факторов экономического и роста и политического влияния, — характерны и по сей день. Поэтому при анализе взаимодействия субъектов открытой экономики следует иметь в виду, что сектор заграницы преследует, прежде всего, собственные экономические и политические выгоды, стремится получить в России «нормальное снабжение», а не «решить российские проблемы», как зачастую подается его участие в рекламных целях.
После Отечественной войны 1812 года российские войска до апреля 1814 г. участвовала в военных компаниях по всей Европе, где освобождение от французской оккупации происходило на волне подъема национальных демократических движений. Нашествие Наполеона оставило тяжелое наследие в центральной части России. В руинах лежала Москва, были уничтожены практически все города и усадьбы смоленского направления. В самом Смоленске «сгорело все, что было способно гореть». Многие общественные и частные здания, ранее украшавшие город, так и не были восстановлены. Но, выполнив свой союзнический долг, Россия получает огромный контингент войск, имеющий непревзойденный боевой опыт победного шествия по Европе, — чьеруководство, составляющее иерархию сектора влияния, — ставит перед собою целью немедленное разрушение государственного сектора.
Сергей Григорьевич Волконский (1788—1865), член Союза Благоденствия и Южного общества, на вопрос о том, когда он проникся «вольнодумством», отвечал: «Полагаю… что с 1813 года первоначально заимствовался вольнодумческими и либеральными мыслями, находясь с войсками по разным местам Германии и по сношении моем с разными частными лицами тех мест, где находился. Более же всего получил наклонность к таковому образу мыслей во время моего пребывания в конце 1814 и в начале 1815 в Париже и Лондоне, как господствующее тогда мнение. Как в чужих краях, так и по возвращении в Россию вкоренился сей образ мыслей книгами, к тому клонящимися».
Князь Сергей Петрович Трубецкой (1790—1860), член Союза Спасения, Союза Благоденствия и Северного общества, писал в своих показаниях: «Свободный образ мыслей заимствовал я по окончании войны с французами, из последовавших по утверждении мира в Европе происшествий, как-то: преобразования французской империи в конституционную монархию, обещания других европейских государей дать своим народам конституции и установление оных в некоторых государствах».
В идеологическом оформлении тривиального государственного переворота декабристами делается упор на слепомкопировании европейских структур государственного сектора и методов государственного управления, при полном игнорировании российских условий. К примеру, руководящая верхушка дворянских союзов, поторопившаяся распределить государственные посты в правительстве «новой России» на «европейский манер», не имела в планах ликвидацию крепостничества, основного фактора, тормозившего промышленный рост.
В результате этого масштабного внутреннего общественного конфликта макроэкономические проблемы России были надолго отодвинуты на второй план.
Общественное противостояние заходит настолько далеко, что, спустя пять лет после выступления декабристов на Сенатской площади, в 1830 году национальное польское восстание, по сути сепаратистское, не только проходит под лозунгом «За нашу и вашу свободу!», но и пользуется почти единодушной поддержкой дворянской верхушки. Более того, на стороне поляков против российских войск, усмиряющих волнения, сражается около трехсот русских дворян. В российском обществе преобладает сочувственное отношение ко всем «угнетаемым самодержавием», кроме собственных крепостных, — что выражается, в основном, в игнорировании усилий правительства улучшить экономическое положение страны.
Александр Иванович Герцен (1812-1870) впоследствии вспоминал: «Мы радовались каждому поражению Дибича, не верили неуспехам поляков. […] Когда вспыхнула в Варшаве революция 1830 года, русский народ не обнаружил ни малейшей вражды против ослушников воли царской. Молодежь всем сердцем сочувствовала полякам.»
Пушкин, куда глубже понимавший русский народ, написал не столько о самом польском восстании, сколько об общественных настроениях тех лет:
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел.
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась
И ярым бунтом опьянела,
И смертная борьба меж нами началась
При клике «Польска не згинела!» –
Ты руки потирал от наших неудач,
С лукавым смехом слушал вести,
Когда разбитые полки бежали вскачь
И гибло знамя нашей чести.