Рис. 10. Структура Министерства государственных имуществ.

Начав с построения структуры министерства, Киселев точно регламентировал права и обязанности всех должностных лиц и крестьян, замкнув на себе все финансовые и экономические вопросы. Киселева упрекают, что он создал «разветвленный бюрократический аппарат». На самом деле, он полностью отдавал себе отчет, что сможет чего-то добиться, лишь организовав автономную работу государственного сектора – вне зависимости от «дворянской администрации» и местного самоуправления. Он создает оптимальную структуру государственного управления в отдельно взятом макроэкономическим секторе.

Для разбора мелких тяжб внутри государственного сектора им были созданы собственные расправы, работа которых регламентировала внутренними Судебным и Сельским полицейским уставами. На мирских сходах он обязан присутствовать чиновников центрального аппарата министерства. С внешним миром это новое «государство в государстве» общается лишь через центральный аппарат министерства. Влияние коррумпированной местной администрации на государственный сектор сведено к минимуму, поскольку все знают «дурную привычку» министра Киселева при малейшем невыполнении приказа требовать участия в конфликте регулярных войск.

Главную задачу на первом этапе своей работы Киселев видел в четком разграничении государственных земель и угодий – с частным землевладением. В ходе ревизионных поездок им выясняется, что практически на всех государственных сельскохозяйственных угодьях возникли дворянские «дачи», которыми владело, как правило, несколько лиц, беззастенчиво пользовавшихся трудом государственных крестьян. В записке Николаю I он указывает, что им выявлено «грандиозное хищение земель однодворцев, государственных крестьян, ясачных народов и др.»

Границы государственных владений и населенных пунктов империи устанавливались на основании указа 1765 г. в ходе межевания, имевшего две формы: генерального и специального. Под генеральным межеваниемподразумевалось выделение всех типов владений определенного административного и географического деления (губернии, волости, уезда, стана, отдельного населенного пункта) в дачи генерального межевания. Таким образом, под дачей генерального межевания для конкретного населенного пункта подразумевалась не только территория в границах поселения, но и прилегающие земли, которыми жителя данного селения пользовались на протяжении продолжительного промежутка времени на основании «старинных владельческих прав». Генеральная межа обозначалась канавами, просеками, курганами и знаменитыми межевыми столбами с надписями: «Будь каждый при своем». Все, что находилось внутри генеральной межи, считалось собственностью всех жителей данного селения. Специальное межевание подразумевало разделение генеральной дачи на отдельные участки и владения. Результаты межевания записывались в поземельных книгах.

С момента учреждения Российской Академии наук при ней создается чертежная мастерская с предусмотренными должностями геодезистов. Мастерская обобщила данные работ по генеральному межеванию — более 360 карт, к которым прилагались полевые записки землемеров, полевые геодезические журналы и межевые книги. По обобщенным данным Академии наук секретарь Сената Иван Кириллов издал «Атлас Российской Империи» в трех томах, содержавший 309 карт, покрывающих территорию от островов Эзель и Даго до Камчатки. С этого момента постоянное уточнение и переиздание новых карт для различных целей становится постоянным делом Академии Наук и географического департамента Сената. В 1796 г. по указу императора Павла I создается Депо карт, перешедшее в 1812 г. в ведение Военного Министерства и получившее название «Военно-топографическое депо».

В 1826-1834 гг. под руководством Генерального Штаба проводилась триангуляционная съемка территории России с целью создания каталога военно-топографических карт в трехверстном масштабе для всех губерний.

Еще до официального создания министерства на основании данных триангуляционной съемки Киселевым начинается дополнительное специальное межевание единиц генерального межевания, выявившее повсеместный захват государственных земель.

Эти «проверки старинных владельческих прав» и восстановление специального межевания даже с огромными уступками сектору влияния — вызывали у дворянства упорное сопротивление. На деятельность Киселева пишется огромное количество жалоб. Специальная комиссия Сената проверяет соответствие уставов и инструкций Министерства государственных имуществ Российскому законодательству. В конце концов, все вынуждены констатировать, что в деятельности нового министра нет «никаких изменений против существующих законоположений», а напротив присутствует «точная регламентация всего порядка: обязанности каждого управления и каждого должностного лица определены с возможною положительностью и полнотою; точно так же означены положительно пределы дарованных крестьянам прав личных и по имуществу, указаны ясно обязанности их и определена мера их ответственности.»

Таким образом, еще до создания Министерства государственных имуществ сектор влияния лишается важного источника государственных дотаций. Захваты государственной собственности на основе «старинных владельческих прав» не оформлялись должным образом в субъектах административного деления. Поэтому большая часть государственных ассигнований на поддержание государственных крестьян имела не целевое расходование.

В этом случае интересно сопоставить подход Павла Дмитриевича Киселева с взглядами основоположника русской экономической мысли, автора известного труда «Опыт теории налогов» (1818 г.) Николая Ивановича Тургенева (1789-1871). Именно ему принадлежат непревзойденная до сих пор характеристика государственной налоговой системы. С его точки зрения налоги – это не только «объективная необходимость»: «Налоги призваны в разумных пределах ограничить фискальный суверенитет государства».

Он считал, что «налоги, появившиеся вместе образованностию, сделались и признаком успехов оной […] по мере того, как государственные нужды требовали от каждого пожертвований необыкновенных, внимание целого народа, весь народный ум, все сведения устремлялись к усовершенствованию соразмерного распределения общественных повинностей и к улучшению способов собирания оных». В числе принципиально новых признаков налогов Н.И. Тургенев обращает внимание на необходимость согласия всего общества на установление и уплату налогов: «Люди, соединившись в общество и вручив правительству власть верховную, вручили ему вместе с сим и право требовать налогов. Но не должно смешивать права требовать податей с правом налагать оные» .

Николай Иванович Тургенев был членом «Союз благоденствия» и не был на Сенатской площади лишь потому, что находился за границей. Он был осужден заочно. В Лондоне он долгое время сотрудничает с журналом «Колокол». По всей видимости, Николай Иванович – один из самых прогрессивных людей своего времени. Разумеется, он, как и все прогрессивные люди своего времени – ярый противник крепостничества. На момент декабрьского выступления он придерживается взглядов, что крестьян надо освободить немедленно, без всякого выкупа, но и без земельных наделов. Однако для нас наиболее интересна позиция передового человека в отношении государственных крестьян. Тургенев считает лучшим средством для сокращения государственных расходов – «продажу государственных имуществ вместе с крестьянами», предварительно определив законодательно права и обязанности как этих крестьян, так и их новых помещиков, и таким образом подать «прекрасный и благодетельный пример всем помещикам вообще».

Мы видим, что образованный человек, передовых взглядов и убеждений, считавший, что «налог должен быть взимаем с чистого дохода, а не с рабочей платы», а подушные подати — «следами необразованности предшествовавших времен», — спокойно рассуждает об уничтожении собственности государственного сектора с целью «сокращения ассигнований». При этом он забывает, что государственная собственность присваивается вовсе не для того, чтобы подавать «благодетельные примеры», а «продукты природы» приобретаются вовсе не для того, чтобы соблюдать дарованные им напоследок «права». Но таких людей – единицы, а большей частью общество складывается из «простых людей», которые воспринимали попытки Павла Дмитриевича Киселева вернуть в казну государственную собственность, как «гнет самодержавия».

Дополнительным межеванием были ликвидированы «дачи» общего совместного владения. Межевание сопровождалось изучением хозяйственного состояния земель. Уточненные планы содержали «экономические примечания» (о числе душ, размерах оброка и наличие барщины в окрестных владениях, о сельскохозяйственном и техническом качестве земель и лесов, о промыслах и промышленных предприятиях, о памятных местах и пр.). До 1861 г. было обмежёвано 178 295 участков в 35 губерниях общей площадью 275 378 747 десятин. Без этого межевания реформа об упразднении крепостного права могла иметь для крестьян намного более тяжелые последствия.

В ходе работ по специальному межеванию Киселев привлекает к сотрудничеству с министерством ведущих российских специалистов в сельском хозяйстве. С момента создания министерства – вся работа планируется и организуется в соответствии с научными рекомендациями.

До создания Министерства государственных имуществ — поощрением и развитием сельского хозяйства в России занималось Министерство внутренних дел. Хозяйственный департамент МВД в сотрудничестве с русским агрономом Семёном Николаевичем Колядиным издает фундаментальные труды: в 1819 г. — «Наставления сельским хозяевам о приготовлении льна и пеньки», Христиана (пер. в франц.), в 1821 г. — «Описания новоизобретенной машины, служащей для стрижения сукна и других шерстяных изделий» (пер. с нем.), в 1826 г. — «Физиологии растений» (пер. с лат.). Развитие отечественной науки и здесь не обошлось без «французского десанта». Хозяйственный департамент МВД поддерживает работу Вольного экономического общества, где работают французские эмигранты «первой волны». Среди них и выдающийся французский агроном граф Людовик Клермон-Тоннер (Clermont de Tonnerre; род. в 1740-х). Граф много путешествовал по России, занимавшей его своими хозяйственными особенностями. С 1799 г. он предпринял издание «Журнала о Земледелии», посвящённого императору Павлу Петровичу. Французский текст принадлежал Клермону, параллельно шёл русский перевод Михаила Бородавкина. Позднее журнал был переименован в «Земледельческий журнал».

Огромную помощь Киселеву оказывает профессор Дерптского университета, русский агроном Яков Иванович Ионсон (Jakob Jonson; 1806-1865). По итогам длительного сотрудничества с Министерством государственных имуществ им изданы труды: «Правила оценки сельскохозяйственных земель» (1840 г., русский перевод с нем. Я.Н. Калиновского, 1862 г.); «Средство заменять хлеб, в случае его неурожая, другими растениями» (1846); «Практическое руководство к употреблению всех доныне известных землеудобрительных веществ или туков, и пр.» (1846); «Практические правила для руководства при покупке лошадей» (1850, 2-е изд. 1855); «Руководство к винокурению» (1859); «Руководство к приготовлению солода» (1859); «О сельском хозяйстве в России. Путевые заметки о разных губерниях» (1861) и др.

Настольными книгами генерала Киселева становятся труды выдающегося русского ботаника и лесовода Андрея Тимофеевича Болотова (1738—1833), в течение 23-х лет управлявшего собственными волостями императрицы Екатерины II. Болотов первым в России распространил огородные посадки картофеля, до него картофель в России высаживали только на клумбах. В своей капитальной работе «О разделении полей» (1771 г.) и других трудах Болотов впервые в России предлагает широко вводить севооборот, определять приёмы возделывания культурных растений, исходя из местных природных условий (прежде всего, погоды и почвы), выступает за своевременность и пропорциональность внесения удобрений даже на черноземах.

Павел Дмитриевич ставит перед собой цель доказать, что на богатейших землях России все сословия могут жить достойно, что в России стыдно быть бедным и нищим, а все экономические проблемы могут быть решены в течение одного сельскохозяйственного сезона. Успехи Киселева на министерском посту настолько очевидны, что к нему начинают поступать петиции от деревенских старост и старшин заложенных дворянских имений с требованием немедленно перевести их в казенное ведомство.

Киселев сталкивается и с ожесточенным сопротивлением помещиков-крепостников, опасавшихся усиления борьбы «ревизских душ» за переход в государственный сектор. От дворянских собраний идут возмущенные петиции к правительству. Дворяне видят в дальнейшем проведении реформ в государственном секторе – прямую угрозу существования крепостного права и полной утрате дворянских привилегий. Возмущение дворян достигает такого накала, что император Николай I публично отказывается от планов ликвидации крепостничества и в 1839 году прекращает работу Секретной комиссии.

Между тем, агрономические прогнозы свидетельствуют о сильнейшем недороде 1840-1842 гг. В ожидании неурожая зерновых министерство по рекомендациям специалистов в сельском хозяйстве планирует посевы технических культур, прежде всего, картофеля, вводит сплошные общественные запашки.

Павел Дмитриевич ставит перед собой целью – любой ценой спасти вверенный ему сектор от неминуемого голода. Однако картофель не только ценная техническая культура, дающая возможность «продержаться» в неблагоприятный сезон. Министерством выяснено, что большинство посевов ржи заражено спорыньей, вызывающей эпидемии эрготизма. Поскольку лучшие урожаи картофеля достигаются при раннем высаживании, министерством даны жесткие указания провести общественные запашки, но озимыми не засевать. Высочайшими повелениями, последовавшими в 1840 и 1842 гг., постановлялось завести во всех казенных селениях общественные посевы картофеля; издать наставление о возделывании, хранении и употреблении картофеля; поощрить премиями и другими наградами хозяев, которые смогут отличаться в разведении картофеля.

Многие социологи считают, что численность населения России преодолела 70-ти миллионную отметку к началу 90-х годов 19-го столетия — лишь благодаря «насильственным» посадкам картофеля. Но в этот момент по России прокатываются «картофельные бунты».

Картофельныебунты, выразившиеся в избиении сельских властей, назначенных министерством, имели такие масштабы, что повсеместно пришлось вызывать военные команды. В Ирбитском и соседних уездах Пермской губернии картофельный бунт по числу участвовавших в нем крестьян и обширности охваченного им района стал крупнейшим из крестьянских волнений 19-го века. Здесь войска были вынуждены применить картечь. Несколько тысяч «бунтовщиков» были приговорены к «репрессалиям» и отправлены солдатами на Кавказ.

Отметим, что уже в 1843 г. Министерство прекращает централизованное разведение картофеля на общественных участках во всех тех селениях, где посевы его достигли одного четверика на душу. Картофель прочно приживается на крестьянских огородах. С 1844 г. министерство сохраняет премии и награды за посев картофеля на полях и огородах только в восточных и южных губерниях, где он еще недостаточно распространился.

Меры, предпринятые Киселевым, приводят к тому, что государственный сектор экономики выдержал два сильных недорода 1841-1843 гг. без государственных дотаций. Не был затронут даже резервный капитал, который успело к тому времени создать министерство, несмотря на критику «прогрессивных членов общества» за создание «самого дорогостоящего бюрократический аппарата среди российских министерств».

С момента своего создания министерство вводит жеребьевую систему рекрутских наборов. По-прежнему подушно взимались оброчная подать и подушная подать, отдавались земские повинности, — но при их распределении заранее рассчитывались местные выгоды от земли и промыслов каждого поселения государственных крестьян. Министерством вводятся «мирские капиталы» — у поселений возникают счета, куда поступает остаток от реализации продукции земель общего пользования, оплата не предусмотренных законодательством работ и т.д. 23 ноября 1842 года выходит Высочайший указ об учреждении сельских приходских училищ в казенных селениях, долго называемыми в России «киселевскими» школами. В 1847 г. открываются первые женские училища. К 1855 г. в ведомстве казенных государственных имуществ числилось 2434 училищ со 170194 учащимися. Одновременно учреждаются ветеринарные станции, детские приюты и богадельни, больницы.

Рассматривая удачный пример применения на практике прогрессивных убеждений в государственном секторе в условиях всеобщего противостояния, уместно задаться вопросом: так ли уж был прав Павел Дмитриевич Киселев, если все общество с самыми прогрессивными членами было не прочь подать иной, «благодетельный» пример управления государственной собственностью, населенной «продуктами природы»? Ведь первые шаги министерства, спасшие от голодной смерти тысячи крестьян, столкнулись с «картофельными бунтами».

Расследованием причин «картофельных бунтов» занималась как сельская, так и земская полиция в 1842-1843 гг. Сама по себе причина восстаний выглядела достаточно странной, поскольку уже через год все «восставшие» дружно сажали картошку и получали премии за ее богатые урожаи. Исследовали до сих пор объясняют «картофельные бунты» — «сакральным мировоззрением» крестьянства или «религиозной фантазией народа».

Действительно, показания подследственных носили характер явного религиозного бреда. В Шадринском уезде Пермской губернии крестьяне заявили, что «картофель есть отрождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек, и что когда оно с проклятиями было брошено на землю, то от него родился картофель и, следовательно, семя сие есть антихристово».

Зато государственные крестьяне Вятской губернии – «все были убеждены, что начальство заставляет сеять картофель, чтобы отдать их в господское владение, а затем перевести в другую веру».

Истоки такого религиозного подъема установило расследование в казенном селе Язвицы Волоколамского уезда и в казенной деревне Шалковой Рузского уезда Московской губернии, где были обнаружены рукописные тетради с вольным истолкованием Откровения Св. Иоанна. В тетрадях, называвшихся «Книга греческая Златоструй, толкование от Апостолов Христовых об Антихристе како придет, родится и воцарится», утверждалось, будто распространение посева картофеля есть предзнаменование пришествия Антихриста, а сам картофель именовался «идольским хлебом».

Выяснилось, что большинство государственных крестьян подобными тетрадями снабдили в городе, в зимних «отходах» на фабрики на заработки — «какие-то фабричные». Крестьяне переписывали друг у друга тетради со своеобразным толкованием «последних времен»: «небо будет и земля железно; небо не даст дождя, а земля плода, тогда исполнится пророчество Исайино: яко не пройдет облак дождевой всю вашу землю или роса оросила бы рощи ваши. Древа масличные увянут; море и реки иссохнут и рыбы в морях изомрут – и тогда Антихрист пошлет во все стороны верных христиан слуг своих во все места где бы ни был хлеб, собирати на каждую душу по пяти четвертей шевелей и на всех местах будут у магазинов приставники с печатию чувственною, с прописанием клейма тиранова».

В тетрадках разъяснялось, что «Антихрист» при «воцарении» стал неким «министером», который весной потребует сеять «идольские яблоки», чтобы затем продать крестьян в неволю, запечатав «печатию чувственною». Неграмотным крестьянам иными способами внушалось, что посадки картофеля — не что иное, как начало «казенной барщины», после чего их продадут помещикам. Можно было списать дикие предсказания на народную фантазию, либо закрыть дело по известной причине, что большая часть народа – «Болваны! Я вам откровенно скажу, наши люди – это болваны!..» Однако этот почерк «тетрадок Златоструй» Россия вполне хорошо узнает в дальнейшем по политическому движению «Земля и воля». В случае «картофельных бунтов» Россия впервые сталкивается с подпольной пропагандой и откровенной манипуляцией общественным сознанием.

Крестьяне восставали не против картофеля и даже не против «министера», который «суть Антихрист», а против упорного слуха, что их всех отдадут в крепостные помещикам. Никто из крестьян не обольщался на счет господских «благодетельных примеров». Предсказания тетрадок точно совпадали с природными приметами, в которых крестьяне разбирались не хуже специалистов по сельскому хозяйству, нанятых «министером». Предстоящая засуха не сулила им ничего хорошего. «Вставать на ноги» они начали лишь в последние два года, поэтому крестьяне решили бороться против закабаления их в частное владение. По сути, они отстаивали свой социальный статус.

Многие исследователи склонны видеть в «картофельных бунтах» проявления «роста самосознания трудящихся». Но все же довольно сложно увидеть в «идольских яблоках» и «чувственных печатях» какое-то проявление общественно-политического самосознания. При этом исследователи «политических движений» стараются не затрагивать крестьянские волнения 1853 г., хотя здесь «рост общественного самосознания» впервые выразился в поджогах помещичьих усадеб и имений. С началом Крымской войны был обнародован манифест об образовании государственного ополчения, о призыве ратников на помощь регулярным войскам. Обычно подобные манифесты «не приводили ни к каким-то особенным последствиям». Неожиданно между крепостными распространился слух вовсе не об «Антихристе», а о том, что всем записавшимся в ополчение добровольцам немедленно дадут волю «со всею землею». Крестьяне (сначала в Рязанской губернии) стали обращаться к начальству с заявлением желания записаться в ратники. Напрасно местные власти уверяли, что никакого такого закона нет; крестьяне решили, что закон есть, но помещики положили его под сукно. С Рязанской губернии волнение перекидывается на соседние губернии — Тамбовскую, Воронежскую, Пензенскую, вплоть до Казанской губернии. Помещики не могли удержать крепостных в усадьбах, всюду крестьяне «убегом» приходили в губернские города и «требовали у начальства государева закона о воле для тех, кто запишется в ополчение». Вновь пришлось прибегать к вооруженной силе, чтобы усмирить восстание, но впервые начинают полыхать помещичьи усадьбы.

В массовом порядке, «по обычаю» — помещичьи усадьбы будут поджигать позднее, в 1905 и 1917 гг. Причем, эти поджоги будут оцениваться, как «несознательность» и «отсталость» крестьянства. До сих пор удивляет, что перед поджогом дома практически не грабились. Удивляет и то, что обычно хозяйственные люди крестьяне, не выставляли рамы, не зарились на оконные стекла, паркет, кровельное железо, не говоря о дорогой домашней утвари. Как правило, крестьяне всем миром жгли господский дом, из которого ничего старались не забирать с собою.

Мировоззрение русского человека, все его нравственные основы и ценности с 15-го века отражены в «Домострое». «Дом вести – не лапти плести» — говорит русская пословица. Даже на погост русский человек отправлялся в домовине.

В Домострое прописано не только «како мужу з женою и з домочядци в дому своем молитися Богу», но и «как двор строити или лавка, или анбар, и деревня». Здесь прописаны «чины свадебные» и «указ о естве во весь год». Но крепостное право вторгалось в каждый дом, разрушало жилище изнутри, лишало личного бытия, уничтожая связь времен. Слухи о близящемся освобождении ходили с начала 19-го века. После крестьянского подвига Отечественной войны 1812 г. государство должно было прервать растление всего общества безудержным «душевладением», толчок которому дало воцарение Екатерины II. Освобождение по реформе 1861 года было таким, что последние кредитные ведомости Крестьянский кредитный банк закрыл только в 1893 г.

Нельзя было столько лет лишать людей чувства Дома, чувства Жилища, которое строится и ведется по особым законам, заповеданным предками. Поджоги усадеб – это адекватный ответ народного сознания, попытка навсегда лишить дома тех, кто столько лет отнимал насущную человеческую необходимость — жить своим домом.

Начав с построения структуры министерства, Киселев точно регламентировал права и обязанности всех должностных лиц и крестьян, замкнув на себе все финансовые и экономические вопросы. Киселева упрекают, что он создал «разветвленный бюрократический аппарат». На самом деле, он полностью отдавал себе отчет, что сможет чего-то добиться, лишь организовав автономную работу государственного сектора – вне зависимости от «дворянской администрации» и местного самоуправления. Он создает оптимальную структуру государственного управления в отдельно взятом макроэкономическим секторе.

Для разбора мелких тяжб внутри государственного сектора им были созданы собственные расправы, работа которых регламентировала внутренними Судебным и Сельским полицейским уставами. На мирских сходах он обязан присутствовать чиновников центрального аппарата министерства. С внешним миром это новое «государство в государстве» общается лишь через центральный аппарат министерства. Влияние коррумпированной местной администрации на государственный сектор сведено к минимуму, поскольку все знают «дурную привычку» министра Киселева при малейшем невыполнении приказа требовать участия в конфликте регулярных войск.

Главную задачу на первом этапе своей работы Киселев видел в четком разграничении государственных земель и угодий – с частным землевладением. В ходе ревизионных поездок им выясняется, что практически на всех государственных сельскохозяйственных угодьях возникли дворянские «дачи», которыми владело, как правило, несколько лиц, беззастенчиво пользовавшихся трудом государственных крестьян. В записке Николаю I он указывает, что им выявлено «грандиозное хищение земель однодворцев, государственных крестьян, ясачных народов и др.»

Границы государственных владений и населенных пунктов империи устанавливались на основании указа 1765 г. в ходе межевания, имевшего две формы: генерального испециального. Под генеральным межеванием подразумевалось выделение всех типов владений определенного административного и географического деления (губернии, волости, уезда, стана, отдельного населенного пункта) в дачи генерального межевания. Таким образом, под дачей генерального межевания для конкретного населенного пункта подразумевалась не только территория в границах поселения, но и прилегающие земли, которыми жителя данного селения пользовались на протяжении продолжительного промежутка времени на основании «старинных владельческих прав». Генеральная межа обозначалась канавами, просеками, курганами и знаменитыми межевыми столбами с надписями: «Будь каждый при своем». Все, что находилось внутри генеральной межи, считалось собственностью всех жителей данного селения. Специальное межеваниеподразумевало разделение генеральной дачи на отдельные участки и владения. Результаты межевания записывались в поземельных книгах.

С момента учреждения Российской Академии наук при ней создается чертежная мастерская с предусмотренными должностями геодезистов. Мастерская обобщила данные работ по генеральному межеванию — более 360 карт, к которым прилагались полевые записки землемеров, полевые геодезические журналы и межевые книги. По обобщенным данным Академии наук секретарь Сената Иван Кириллов издал «Атлас Российской Империи» в трех томах, содержавший 309 карт, покрывающих территорию от островов Эзель и Даго до Камчатки. С этого момента постоянное уточнение и переиздание новых карт для различных целей становится постоянным делом Академии Наук и географического департамента Сената. В 1796 г. по указу императора Павла I создается Депо карт, перешедшее в 1812 г. в ведение Военного Министерства и получившее название «Военно-топографическое депо».

В 1826-1834 гг. под руководством Генерального Штаба проводилась триангуляционная съемка территории России с целью создания каталога военно-топографических карт в трехверстном масштабе для всех губерний.

Еще до официального создания министерства на основании данных триангуляционной съемки Киселевым начинается дополнительное специальное межевание единиц генерального межевания, выявившее повсеместный захват государственных земель.

Эти «проверки старинных владельческих прав» и восстановление специального межевания даже с огромными уступками сектору влияния — вызывали у дворянства упорное сопротивление. На деятельность Киселева пишется огромное количество жалоб. Специальная комиссия Сената проверяет соответствие уставов и инструкций Министерства государственных имуществ Российскому законодательству. В конце концов, все вынуждены констатировать, что в деятельности нового министра нет «никаких изменений против существующих законоположений», а напротив присутствует «точная регламентация всего порядка: обязанности каждого управления и каждого должностного лица определены с возможною положительностью и полнотою; точно так же означены положительно пределы дарованных крестьянам прав личных и по имуществу, указаны ясно обязанности их и определена мера их ответственности.»

Таким образом, еще до создания Министерства государственных имуществ сектор влияния лишается важного источника государственных дотаций. Захваты государственной собственности на основе «старинных владельческих прав» не оформлялись должным образом в субъектах административного деления. Поэтому большая часть государственных ассигнований на поддержание государственных крестьян имела не целевое расходование.

В этом случае интересно сопоставить подход Павла Дмитриевича Киселева с взглядами основоположника русской экономической мысли, автора известного труда «Опыт теории налогов» (1818 г.) Николая Ивановича Тургенева (1789-1871). Именно ему принадлежат непревзойденная до сих пор характеристика государственной налоговой системы. С его точки зрения налоги – это не только «объективная необходимость»: «Налоги призваны в разумных пределах ограничить фискальный суверенитет государства».

Он считал, что «налоги, появившиеся вместе образованностию, сделались и признаком успехов оной […] по мере того, как государственные нужды требовали от каждого пожертвований необыкновенных, внимание целого народа, весь народный ум, все сведения устремлялись к усовершенствованию соразмерного распределения общественных повинностей и к улучшению способов собирания оных». В числе принципиально новых признаков налогов Н.И. Тургенев обращает внимание на необходимость согласия всего общества на установление и уплату налогов: «Люди, соединившись в общество и вручив правительству власть верховную, вручили ему вместе с сим и право требовать налогов. Но не должно смешивать права требовать податей с правом налагать оные» .

Николай Иванович Тургенев был членом «Союз благоденствия» и не был на Сенатской площади лишь потому, что находился за границей. Он был осужден заочно. В Лондоне он долгое время сотрудничает с журналом «Колокол». По всей видимости, Николай Иванович – один из самых прогрессивных людей своего времени. Разумеется, он, как и все прогрессивные люди своего времени – ярый противник крепостничества. На момент декабрьского выступления он придерживается взглядов, что крестьян надо освободить немедленно, без всякого выкупа, но и без земельных наделов. Однако для нас наиболее интересна позиция передового человека в отношении государственных крестьян. Тургенев считает лучшим средством для сокращения государственных расходов – «продажу государственных имуществ вместе с крестьянами», предварительно определив законодательно права и обязанности как этих крестьян, так и их новых помещиков, и таким образом подать «прекрасный и благодетельный пример всем помещикам вообще».

Мы видим, что образованный человек, передовых взглядов и убеждений, считавший, что «налог должен быть взимаем с чистого дохода, а не с рабочей платы», а подушные подати — «следами необразованности предшествовавших времен», — спокойно рассуждает об уничтожении собственности государственного сектора с целью «сокращения ассигнований».При этом он забывает, что государственная собственность присваивается вовсе не для того, чтобы подавать «благодетельные примеры», а «продукты природы» приобретаются вовсе не для того, чтобы соблюдать дарованные им напоследок «права». Но таких людей – единицы, а большей частью общество складывается из «простых людей», которые воспринимали попытки Павла Дмитриевича Киселева вернуть в казну государственную собственность, как «гнет самодержавия».

Дополнительным межеванием были ликвидированы «дачи» общего совместного владения. Межевание сопровождалось изучением хозяйственного состояния земель. Уточненные планы содержали «экономические примечания» (о числе душ, размерах оброка и наличие барщины в окрестных владениях, о сельскохозяйственном и техническом качестве земель и лесов, о промыслах и промышленных предприятиях, о памятных местах и пр.). До 1861 г. было обмежёвано 178 295 участков в 35 губерниях общей площадью 275 378 747 десятин. Без этого межевания реформа об упразднении крепостного права могла иметь для крестьян намного более тяжелые последствия.

В ходе работ по специальному межеванию Киселев привлекает к сотрудничеству с министерством ведущих российских специалистов в сельском хозяйстве. С момента создания министерства – вся работа планируется и организуется в соответствии с научными рекомендациями.

До создания Министерства государственных имуществ — поощрением и развитием сельского хозяйства в России занималось Министерство внутренних дел. Хозяйственный департамент МВД в сотрудничестве с русским агрономом Семёном Николаевичем Колядиным издает фундаментальные труды: в 1819 г. — «Наставления сельским хозяевам о приготовлении льна и пеньки», Христиана (пер. в франц.), в 1821 г. — «Описания новоизобретенной машины, служащей для стрижения сукна и других шерстяных изделий» (пер. с нем.), в 1826 г. — «Физиологии растений» (пер. с лат.). Развитие отечественной науки и здесь не обошлось без «французского десанта». Хозяйственный департамент МВД поддерживает работу Вольного экономического общества, где работают французские эмигранты «первой волны». Среди них и выдающийся французский агроном граф Людовик Клермон-Тоннер (Clermont de Tonnerre; род. в 1740-х). Граф много путешествовал по России, занимавшей его своими хозяйственными особенностями. С 1799 г. он предпринял издание «Журнала о Земледелии», посвящённого императору Павлу Петровичу. Французский текст принадлежал Клермону, параллельно шёл русский перевод Михаила Бородавкина. Позднее журнал был переименован в «Земледельческий журнал».

Огромную помощь Киселеву оказывает профессор Дерптского университета, русский агроном Яков Иванович Ионсон (Jakob Jonson; 1806-1865). По итогам длительного сотрудничества с Министерством государственных имуществ им изданы труды: «Правила оценки сельскохозяйственных земель» (1840 г., русский перевод с нем. Я.Н. Калиновского, 1862 г.); «Средство заменять хлеб, в случае его неурожая, другими растениями» (1846); «Практическое руководство к употреблению всех доныне известных землеудобрительных веществ или туков, и пр.» (1846); «Практические правила для руководства при покупке лошадей» (1850, 2-е изд. 1855); «Руководство к винокурению» (1859); «Руководство к приготовлению солода» (1859); «О сельском хозяйстве в России. Путевые заметки о разных губерниях» (1861) и др.

Настольными книгами генерала Киселева становятся труды выдающегося русского ботаника и лесовода Андрея Тимофеевича Болотова (1738—1833), в течение 23-х лет управлявшего собственными волостями императрицы Екатерины II. Болотов первым в России распространил огородные посадки картофеля, до него картофель в России высаживали только на клумбах. В своей капитальной работе «О разделении полей» (1771 г.) и других трудах Болотов впервые в России предлагает широко вводить севооборот, определять приёмы возделывания культурных растений, исходя из местных природных условий (прежде всего, погоды и почвы), выступает за своевременность и пропорциональность внесения удобрений даже на черноземах.

Павел Дмитриевич ставит перед собой цель доказать, что на богатейших землях России все сословия могут жить достойно, что в России стыдно быть бедным и нищим, а все экономические проблемы могут быть решены в течение одного сельскохозяйственного сезона. Успехи Киселева на министерском посту настолько очевидны, что к нему начинают поступать петиции от деревенских старост и старшин заложенных дворянских имений с требованием немедленно перевести их в казенное ведомство.

Киселев сталкивается и с ожесточенным сопротивлением помещиков-крепостников, опасавшихся усиления борьбы «ревизских душ» за переход в государственный сектор. От дворянских собраний идут возмущенные петиции к правительству. Дворяне видят в дальнейшем проведении реформ в государственном секторе – прямую угрозу существования крепостного права и полной утрате дворянских привилегий. Возмущение дворян достигает такого накала, что император Николай I публично отказывается от планов ликвидации крепостничества и в 1839 году прекращает работу Секретной комиссии.

Между тем, агрономические прогнозы свидетельствуют о сильнейшем недороде 1840-1842 гг. В ожидании неурожая зерновых министерство по рекомендациям специалистов в сельском хозяйстве планирует посевы технических культур, прежде всего, картофеля, вводит сплошные общественные запашки.

Павел Дмитриевич ставит перед собой целью – любой ценой спасти вверенный ему сектор от неминуемого голода. Однако картофель не только ценная техническая культура, дающая возможность «продержаться» в неблагоприятный сезон. Министерством выяснено, что большинство посевов ржи заражено спорыньей, вызывающей эпидемии эрготизма. Поскольку лучшие урожаи картофеля достигаются при раннем высаживании, министерством даны жесткие указания провести общественные запашки, но озимыми не засевать. Высочайшими повелениями, последовавшими в 1840 и 1842 гг., постановлялось завести во всех казенных селениях общественные посевы картофеля; издать наставление о возделывании, хранении и употреблении картофеля; поощрить премиями и другими наградами хозяев, которые смогут отличаться в разведении картофеля.

Многие социологи считают, что численность населения России преодолела 70-тимиллионную отметку к началу 90-х годов 19-го столетия — лишь благодаря «насильственным» посадкам картофеля. Но в этот момент по России прокатываются «картофельные бунты».

Картофельные бунты, выразившиеся в избиении сельских властей, назначенных министерством, имели такие масштабы, что повсеместно пришлось вызывать военные команды. В Ирбитском и соседних уездах Пермской губернии картофельный бунт по числу участвовавших в нем крестьян и обширности охваченного им района стал крупнейшим из крестьянских волнений 19-го века. Здесь войска были вынуждены применить картечь. Несколько тысяч «бунтовщиков» были приговорены к «репрессалиям» и отправлены солдатами на Кавказ.

Отметим, что уже в 1843 г. Министерство прекращает централизованное разведение картофеля на общественных участках во всех тех селениях, где посевы его достигли одного четверика на душу. Картофель прочно приживается на крестьянских огородах. С 1844 г. министерство сохраняет премии и награды за посев картофеля на полях и огородах только в восточных и южных губерниях, где он еще недостаточно распространился.

Меры, предпринятые Киселевым, приводят к тому, что государственный сектор экономики выдержал два сильных недорода 1841-1843 гг. без государственных дотаций. Не был затронут даже резервный капитал, который успело к тому времени создать министерство, несмотря на критику «прогрессивных членов общества» за создание «самого дорогостоящего бюрократический аппарата среди российских министерств».

С момента своего создания министерство вводит жеребьевую систему рекрутских наборов. По-прежнему подушно взимались оброчная подать и подушная подать, отдавались земские повинности, — но при их распределении заранее рассчитывались местные выгоды от земли и промыслов каждого поселения государственных крестьян. Министерством вводятся «мирские капиталы» — у поселений возникают счета, куда поступает остаток от реализации продукции земель общего пользования, оплата не предусмотренных законодательством работ и т.д. 23 ноября 1842 года выходит Высочайший указ об учреждении сельских приходских училищ в казенных селениях, долго называемыми в России «киселевскими» школами. В 1847 г. открываются первые женские училища. К 1855 г. в ведомстве казенных государственных имуществ числилось 2434 училищ со 170194 учащимися. Одновременно учреждаются ветеринарные станции, детские приюты и богадельни, больницы.

Рассматривая удачный пример применения на практике прогрессивных убеждений в государственном секторе в условиях всеобщего противостояния, уместно задаться вопросом: так ли уж был прав Павел Дмитриевич Киселев, если все общество с самыми прогрессивными членами было не прочь подать иной, «благодетельный» пример управления государственной собственностью, населенной «продуктами природы»? Ведь первые шаги министерства, спасшие от голодной смерти тысячи крестьян, столкнулись с «картофельными бунтами».

Расследованием причин «картофельных бунтов» занималась как сельская, так и земская полиция в 1842-1843 гг. Сама по себе причина восстаний выглядела достаточно странной, поскольку уже через год все «восставшие» дружно сажали картошку и получали премии за ее богатые урожаи. Исследовали до сих пор объясняют «картофельные бунты» — «сакральным мировоззрением» крестьянства или «религиозной фантазией народа».

Действительно, показания подследственных носили характер явного религиозного бреда. В Шадринском уезде Пермской губернии крестьяне заявили, что «картофель есть отрождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек, и что когда оно с проклятиями было брошено на землю, то от него родился картофель и, следовательно, семя сие есть антихристово».

Зато государственные крестьяне Вятской губернии – «все были убеждены, что начальство заставляет сеять картофель, чтобы отдать их в господское владение, а затем перевести в другую веру».

Истоки такого религиозного подъема установило расследование в казенном селе Язвицы Волоколамского уезда и в казенной деревне Шалковой Рузского уезда Московской губернии, где были обнаружены рукописные тетради с вольным истолкованием Откровения Св. Иоанна. В тетрадях, называвшихся «Книга греческая Златоструй, толкование от Апостолов Христовых об Антихристе како придет, родится и воцарится», утверждалось, будто распространение посева картофеля есть предзнаменование пришествия Антихриста, а сам картофель именовался «идольским хлебом».

Выяснилось, что большинство государственных крестьян подобными тетрадями снабдили в городе, в зимних «отходах» на фабрики на заработки — «какие-то фабричные». Крестьяне переписывали друг у друга тетради со своеобразным толкованием «последних времен»: «небо будет и земля железно; небо не даст дождя, а земля плода, тогда исполнится пророчество Исайино: яко не пройдет облак дождевой всю вашу землю или роса оросила бы рощи ваши. Древа масличные увянут; море и реки иссохнут и рыбы в морях изомрут – и тогда Антихрист пошлет во все стороны верных христиан слуг своих во все места где бы ни был хлеб, собирати на каждую душу по пяти четвертей шевелей и на всех местах будут у магазинов приставники с печатию чувственною, с прописанием клейма тиранова».

В тетрадках разъяснялось, что «Антихрист» при «воцарении» стал неким «министером», который весной потребует сеять «идольские яблоки», чтобы затем продать крестьян в неволю, запечатав «печатию чувственною». Неграмотным крестьянам иными способами внушалось, что посадки картофеля — не что иное, как начало «казенной барщины», после чего их продадут помещикам. Можно было списать дикие предсказания на народную фантазию, либо закрыть дело по известной причине, что большая часть народа – «Болваны! Я вам откровенно скажу, наши люди – это болваны!..» Однако этот почерк «тетрадок Златоструй» Россия вполне хорошо узнает в дальнейшем по политическому движению «Земля и воля». В случае «картофельных бунтов» Россия впервые сталкивается с подпольной пропагандой и откровенной манипуляцией общественным сознанием.

Крестьяне восставали не против картофеля и даже не против «министера», который «суть Антихрист», а против упорного слуха, что их всех отдадут в крепостные помещикам. Никто из крестьян не обольщался на счет господских «благодетельных примеров». Предсказания тетрадок точно совпадали с природными приметами, в которых крестьяне разбирались не хуже специалистов по сельскому хозяйству, нанятых «министером». Предстоящая засуха не сулила им ничего хорошего. «Вставать на ноги» они начали лишь в последние два года, поэтому крестьяне решили бороться против закабаления их в частное владение. По сути, они отстаивали свой социальный статус.

Многие исследователи склонны видеть в «картофельных бунтах» проявления «роста самосознания трудящихся». Но все же довольно сложно увидеть в «идольских яблоках» и «чувственных печатях» какое-то проявление общественно-политического самосознания. При этом исследователи «политических движений» стараются не затрагивать крестьянские волнения 1853 г., хотя здесь «рост общественного самосознания» впервые выразился в поджогах помещичьих усадеб и имений. С началом Крымской войны был обнародован манифест об образовании государственного ополчения, о призыве ратников на помощь регулярным войскам. Обычно подобные манифесты «не приводили ни к каким-то особенным последствиям». Неожиданно между крепостными распространился слух вовсе не об «Антихристе», а о том, что всем записавшимся в ополчение добровольцам немедленно дадут волю «со всею землею». Крестьяне (сначала в Рязанской губернии) стали обращаться к начальству с заявлением желания записаться в ратники. Напрасно местные власти уверяли, что никакого такого закона нет; крестьяне решили, что закон есть, но помещики положили его под сукно. С Рязанской губернии волнение перекидывается на соседние губернии — Тамбовскую, Воронежскую, Пензенскую, вплоть до Казанской губернии. Помещики не могли удержать крепостных в усадьбах, всюду крестьяне «убегом» приходили в губернские города и «требовали у начальства государева закона о воле для тех, кто запишется в ополчение». Вновь пришлось прибегать к вооруженной силе, чтобы усмирить восстание, но впервые начинают полыхать помещичьи усадьбы.

В массовом порядке, «по обычаю» — помещичьи усадьбы будут поджигать позднее, в 1905 и 1917 гг. Причем, эти поджоги будут оцениваться, как «несознательность» и «отсталость» крестьянства. До сих пор удивляет, что перед поджогом дома практически не грабились. Удивляет и то, что обычно хозяйственные люди крестьяне, не выставляли рамы, не зарились на оконные стекла, паркет, кровельное железо, не говоря о дорогой домашней утвари. Как правило, крестьяне всем миром жгли господский дом, из которого ничего старались не забирать с собою.

Мировоззрение русского человека, все его нравственные основы и ценности с 15-го века отражены в «Домострое». «Дом вести – не лапти плести» — говорит русская пословица. Даже на погост русский человек отправлялся в домовине.

В Домострое прописано не только «како мужу з женою и з домочядци в дому своем молитися Богу», но и «как двор строити или лавка, или анбар, и деревня». Здесь прописаны «чины свадебные» и «указ о естве во весь год». Но крепостное право вторгалось в каждый дом, разрушало жилище изнутри, лишало личного бытия, уничтожая связь времен. Слухи о близящемся освобождении ходили с начала 19-го века. После крестьянского подвига Отечественной войны 1812 г. государство должно было прервать растление всего общества безудержным «душевладением», толчок которому дало воцарение Екатерины II. Освобождение по реформе 1861 года было таким, что последние кредитные ведомости Крестьянский кредитный банк закрыл только в 1893 г.

Нельзя было столько лет лишать людей чувства Дома, чувства Жилища, которое строится и ведется по особым законам, заповеданным предками. Поджоги усадеб – это адекватный ответ народного сознания, попытка навсегда лишить дома тех, кто столько лет отнимал насущную человеческую необходимость — жить своим домом.